Марк Аврутин - Мифы о великой войне

Если оценивать важность вопроса объёмом использованного материала при его рассмотрении, то, вне всякого сомнения, вопрос о концентрации и дислокации частей Красной Армии вдоль западной границы СССР в «ледокольной» версии поставлен на первое место. И это не удивительно, ибо других доказательств того, что обстоятельства принудили Гитлера нанести упреждающий удар, нет и быть не может. В свою очередь, обстоятельствами этими была якобы чудовищная концентрация советских войск вдоль западной границы СССР. Причём, представление о концентрации и дислокации Красной Армии перед началом войны составлено исключительно на воспоминаниях советских военачальников. Конечно, рядовому читателю в бывшем Советском Союзе были не доступны мемуары гитлеровских полководцев. Иное дело автор «Ледокола», который обрёл этот доступ задолго до распада Союза, и, тем не менее, он ими не воспользовался. Значит, были у него на то основания. В самой книге встречается лишь одно единственное сравнение советских и немецких мемуаров: «У нас в мемуарах — школа мужества, у немцев — школа мышления». Я бы предпочёл второе, т. е. школу мышления. Но, как говорится: «На вкус и на цвет…». Помимо мемуаров, в распоряжении западных историков оказалось огромное количество военных донесений и других документов вплоть до записей «Застольных бесед Гитлера».

Переходя к рассмотрению ситуации, сложившейся накануне войны, с использованием документов, которые нам, но не автору «Ледокола», стали доступны, к сожалению, лишь после распада СССР, приведём для начала короткие выдержки из воспоминаний двух прославленных немецких полководцев. Манштейн: «То, как дислоцировались советские войска 22 июня 1941 года, не говорило о намерении наступать немедленно. Глубина расположения советских войск была такова, что применять их можно было только в оборонительных операциях». Гот: «На Белостокском выступе русские сосредоточили поразительно много войск, больше, чем может показаться необходимым для ведения оборонительных действий». Ни в первом, ни даже во втором высказывании ничто не указывает на страх от нависшей угрозы со стороны Красной Армии. Что же касается ранее упоминавшихся высказываний Кейтеля и Йодля на Нюрнбергском процессе, то они лишь повторили слова из завещания Гитлера. Тем самым, они не захотели отделить себя от шефа даже после его смерти, сохраняя верность не только ему, но и его посмертному завещанию, за что и понесли отличное от всех других военачальников наказание.

По множеству источников известно о той необыкновенной радости Сталина, которую он проявил по поводу подписания договора с Германией в августе 1939 года. Советская историография интерпретирует этот факт в рамках мифа о миролюбивой политике, проводившейся в тот период Советским Союзом под руководством Сталина. Для поддержания этого мифа приходилось вплоть до распада СССР отрицать согласованную с Германией «советизацию» Польши, прибалтийских государств, Бессарабии и Буковины, расстрел польских военнопленных и др. исторические события.

Но и другое объяснение причины сталинской радости не соответствует реальности. Дело в том, что только в сталинском воображении существовала та ловушка, в которую, как ему казалось, он, наконец то заманил Гитлера, втравив его в войну с Западом. Гитлер с гораздо большим почтением относился к Сталину, и поэтому знал о нём намного больше и, соответственно, понимал его много лучше, чем Сталин Гитлера. Сталин лишь накануне подписания договора удосужился ознакомиться с книгой Гитлера «Майн Кампф», точнее с переводом нескольких отрывков из книги. Сталинская пропагандистская машина внедрила в массовое сознание советских людей крайне упрощенное представление о Гитлере, как о «бесноватом фюрере», малограмотном ефрейторе и т. д. Гитлер был ничуть не менее последовательным в достижении своих целей, чем Сталин своих. Не известно, перевели Сталину тот отрывок из книги Гитлера, в котором указывалось решение проблемы жизненного пространства Германии за счет покорения европейской части России. Но Гитлер никогда не отказывался от этой цели. Незадолго до подписания германо-советского договора Гитлер сказал комиссару Лиги Наций Карлу Буркхардту: «Всё, что я предпринимаю, направлено против русских. Если Запад слишком глуп и слеп, чтобы понять это, тогда я вынужден буду пойти на соглашение с русскими, побить Запад и затем, после его поражения снова повернуть против Советского Союза со всеми моими силами». И ведь именно так всё и произошло.

Современников вообще поражала последовательность и системный характер взглядов Гитлера, которые не изменились со времени написания «Майн Кампф». В «Застольных беседах» 1940-х годов безошибочно узнаётся Гитлер 1920-х годов. Он всё так же не только верил во всё, что говорил, но и действовал соответственно, и по-прежнему считал твёрдость характера высшей добродетелью (в чем походил на своего старшего «друга» Сталина).

Гитлер правильно разгадал замысел Сталина, раскрыв его своим генералам на совещании с высшим военным командованием 9 января 1941 года: «Сталин не станет открыто выступать против Германии. Он хочет унаследовать истощенную войной Европу…». Сталин же в своих расчетах относительно планов Гитлера ошибся и не только в «последнем знаке».

Какими же соображениями руководствовался Гитлер, отдавая приказ на подготовку плана нападения на СССР. Да, он знал, конечно, о переброске советских войск к западным границам, но рассматривал её как чисто оборонительную операцию. Более того, Главное командование Вермахта «приветствовало то, что Красная Армия стягивает силы в районы Львова и Белостока. Считалось, что это содействовало бы плану окружения русских войск, и одновременно давало возможность немецкой пропаганде представить события так, будто бы русские готовы были начать наступление, а немецкое наступление было только военной необходимостью». Из-за грохота пушек тогда не был услышан голос немецкой пропаганды. Зато сорок лет спустя «Ледокол» взломал стену молчания вокруг истинных причин неготовности Красной Армии отразить удар Вермахта и успешно начал распространять версию гитлеровской пропаганды об угрозе, нависшей над Германией летом 1941 года.

Из причин нападения на СССР первой я бы выделил всё-таки не стремление Гитлера к разрешению проблемы жизненного пространства Германии, которая является наиболее известной (разумеется, после «ледокольной»), а политическую причину. После разгрома Франции Гитлер, рассматривая различные способы достижения победы над Англией, пришел, как многим показалось, к парадоксальному решению, о котором сообщил на совещании с руководителями вооруженных сил 31 июля 1940 года: «Англия надеется на Россию и США. Если надежды на Россию не оправдаются, то и США останутся в стороне. Россия — фактор, на который больше всего полагается Англия». Итак, добиться победы над Россией, не обращая внимания на Англию, а после этого нанести поражение Англии в середине 1940-х годов, когда будет закончено строительство флота и создание нового поколения реактивных самолётов. «Когда мы разгромим сталинскую армию в молниеносной кампании, Англия, поняв, наконец, нашу силу, увидев, что осталось от Красной Армии, либо капитулирует, либо запросит мира. Разгром русских отобьёт и у Рузвельта желание соваться не в своё дело». В случае же, если Англия не сдастся, Гитлер предполагал продолжить войну с ней, опираясь на ресурсы целого континента. Когда Россия будет разбита, Япония сможет выступить против США и помешать американцам, вступить в войну в Европе. (Когда Япония приняла окончательное решение о нападении на американскую базу в Перл-Харбор, Москва лежала перед немецкими передовыми частями совершенно незащищенной).

Конечно, такая постановка на первый план политической причины вовсе не умаляет значение всех остальных, в особенности, территориально-экономических. Обсуждая возможности покрытия огромнейших расходов на перевооружение германской армии, Гитлер говорил о существовании двух альтернативных путей: либо взвалить все тяготы на плечи своих соотечественников (подобно тому, как это сделал Сталин), либо пустить на покрытие расходов прибыль, которую можно будет извлечь из оккупированных восточных территорий. Незадолго до нападения на СССР Гитлер несколько высокопарно заявил своим генералам: «Я взял на себя ответственность за разрешение проблемы жизненного пространства Германии…». Особенно много он говорит на эту тему в «Застольных беседах» уже после начала войны с Советским Союзом: «…мы возьмём южную Украину, особенно, Крым, и превратим её в немецкую колонию…» (таким образом, Гитлер присоединил Крым к Украине ещё задолго до Хрущёва). Возвращаясь к этой теме в связи со строительством дорог на Востоке, он говорил: «…дороги, ведущие в южную часть Крыма и на Кавказ, будут усеяны немецкими городами.…Через двадцать лет Украина станет домом для двадцати миллионов немцев…» Всё это не было сиюминутной импровизацией Гитлера, что подтверждается секретным меморандумом, разработанным ведомством Гиммлера ещё в мае 1940 года, т. е. более, чем за год до нападения на СССР, в котором были детально проработаны все вопросы, связанные с судьбой коренных жителей. Их предполагалось отодвинуть дальше на Восток и положить им конец как «расовым сущностям».