Михаил Вайскопф - Красный чудотворец: Ленин в еврейской и христианской традициях

"Мы объявили себя просто рабочими, выходцами с Украины. Перепробовав много работ, мы наконец обосновались в "Москвострое", где приобрели известность как отличные каменщики. Нашей главной работой было строительство мавзолея Ленина. Стройку посещали всякие шишки – Сталин, Молотов, Енукидзе. В то время в России было только тринадцать советских песпублик, и каждая прислала камень, чтобы заложить его в фундамент мавзолея. На каждом из этих камней наши парни-халуцим высекли свои имена" (39).

С числом республик тут, видимо, произошла какая-то путаница (не знаю, включены ли сюда и "автономные") – но суть дела, безусловно, предопределена библейскими ассоциациями, владевшими глубинной памятью строителей. Если верить этому рассказу (40), они произвели как раз то, что, согласно книге Исхода, на пути в Землю Обетованную их предкам предписывалось соделать с камнями на одеянии перво¬священника Аарона, брата Моисеева:

"Камней было по числу имен сынов Израилевых: двенадцать было их, по числу имен их, и на каждом из них вырезано было, как на печати, по одному имени, для двенадцати колен" (Исх. 39: 14) (41).

Стоит напомнить о двенадцати камнях – по числу колен Израилевых, – собранных в "памятник" после вторжения ев¬реев в Ханаан (Нав. 4: 2-9). Готовясь к новому Исходу, сио¬нистские леваки-атеисты жаждали заодно приобщиться к международному пролетарскому шествию во всемирную Землю Обетованную грядущего социализма, частицей которой виделась им и будущая еврейская Палестина. Кроме того, их отношение к ленинскому склепу, видимо, психологически было как-то сопряжено и с хасидским почитанием цаддиков: ведь коммуна находилась возле Меджибожа, родины хасидизма; скорее всего, они и сами были выходцами из хасидских семей.

Но разве не библейские модели управляли и воображением главного партийного виршеплета, Демьяна Бедного? Фаворский свет струится из мавзолея:

Печаль моя, тебя ли утаю?

Молчанием тебя я выдам …

Пронесся стон: "Ильич, наш вождь, угас!..

Кто ж поведет дорогой верной нас?

Откуда ждать нам новых откровений!"

И потекли лавиной в тот же час

В наш строй ряды железных поколений.

Нет Ленина, но жив рабочий класс,

И в нем живет вождя бессмертный гений.

Вот мавзолей. И траурный убор.

Здесь будем мы трубить военный сбор,

Здесь наш алтарь и наш ковчег завета. – "Новым коммунистам (Ленинскому набору)" (42).

И конечно же, в потусторонней лениниане мощно развертывается обычная аграрная символика революции -мотив гибнущего и прорастающего зерна:

Вождь угнетенных спит в земле,

В глубоком трауре народы.

Но, опочив в могильной мгле,

Он шлет живым живые всходы.

Пусть отняла его у нас

Непрошенная злая гостья,

Нам ведомо, что каждый час

Рождает новые колосья.

Придет пора всемирных жатв,

Начало Третьего Завета -

И под серпами задрожат

Колосья Золотого Лета. -

Дм. Семеновский. "Памяти вождя" (43).

Есть какая-то потаенная символика в том, что, когда в 1941 г. по сталинскому распоряжению труп Ленина был переправлен в Тюмень, его поместили на хранение в здание сельскохозяйственного техникума (44).

С фатальной неизбежностью разбухает и универсально-революционная мифологема живительного кровавого посева, которая в других случаях мотивировалась ранением и болезнью Ленина. Как и следовало ожидать, его образ порой стилизуется под Страсти Христовы, но пасхальная символика добровольной искупительной жертвы, евхаристии и метафорической "крови", питающей христиан, бесконечно архаизо-вана – над ленинской мумией клубятся испарения египетских, аккадских и западносемитских сюжетов о расчлененном бо¬жестве, мифы о Медузе, об Аттисе и оскопленном Уране, из крови которого вырастают эринии и гиганты. Далеко не самый хищный из коммунистов, скорее даже сравнительно добродушный Каменев с наслаждением плещется в этой безбреж¬ной "крови", которую он успевает пятикратно упомянуть на протяжении одной фразы:

"Здесь у нас, в Москве, по улицам ее, от Серпуховки и до дверей его кабинета идет кровавый след, след его живой крови, и эта кровь, живая кровь, связывающая его кабинет с рабочей Москвой, с рабочими окраинами, она вошла в то море крови, которым оплачивает рабочий класс свое освобождение".

Заодно он находчиво использует подвернувшуюся возможность символически-благолепно истолковать тот конфузный медицинский факт, что, как показало вскрытие, мозги Ленина высохли и обызвестились:

"Но не только кровь свою влил Владимир Ильич в это море крови, которого, как искупительной жертвы, требует капиталистический мир от борющегося пролетариата.

Он отдал этой связи свой мозг.., И они [врачи, проводившие вскрытие] сказали нам сухими словами протокола, что этот мозг слишком много работал, что наш вождь погиб потому, что не только кровь свою отдал по каплям, но и мозг свой разбросал с неслыханной щедростью, без всякой экономии, разбросал семена его, как крупицы, по всем концам мира, чтобы эти капли крови и мозга Владимира Ильича взошли потом батальонами, полками, дивизиями, ар¬миями борющегося за свое освобождение человечества" (45).

Живописуя этот урожай Медузы или воинство Кадма, выросшее из разбросанных зубов дракона, автор, очевидно, не задумывался над тем, что роковым итогом столь необузданной щедрости должна была бы стать полная безмозглость Владимира Ильича, несколько компрометирующая его дело (46).

Быть может, какой-нибудь юдофоб, нахлебавшийся Розанова, радостно сочтет каменевский пассаж за проявление именно "западносемитского" духа – и напрасно, ибо вампири-ческую евхаристию он нашел бы не только у крещеного по¬луеврея Каменева (Розенфельда), но и у большевика с безукоризненно православной фамилией – Преображенский. Сквозь его погребальную риторику проступает допотопный обычай – пожирание состарившегося вождя благодарным племенем:

"Пролетарская революция, вскрывая в нем [Ленине] силы гения, общественно породившая его как гения, она же и убила его, безжалостно высосав все соки его мозга для своих исторических задач" (47).

Ср. бодрящий кровавый посев, совмещенный с идеей т.н. строительной жертвы, у пролетарского поэта Вас. Казина в стихотворении, которое так и называется – "Капля крови Ильича":

Вот завод. Станков – без счета…

День и ночь кипит работа

После лет паралича…

Что рабочих окрылило?

Разожгла какая сила?

Капля крови Ильича. ….

Кровь по капле отдавая,

Он сковал могучесть края,

Создал мощь сплоченных масс.

Но Ильич – бессмертен в нас (48).

Во всей тогдашней печати обожествление идет рука об руку с мощной партаппаратной кампанией, посвященной массовому расширению РКП за счет рабочих. Хотя соответствующее решение было принято еще до смерти Ленина (49), сейчас новая "смена" переосмысляется как "ленинский набор".

Так из праха вождя, по манию ЦК, вздымаются дивизии и армии ("ряды железных поколений"), своевременно предсказанные Каменевым. Если Ленин персонифицировал коллективную волю пролетариата, то теперь коллектив может скомпенсировать потерю за счет самой своей массы (50). Вопреки диамату, качество переходит в количество, а не наоборот. Пафос математического тождества захватывает и массолюбца Луначарского: Ильича, пишет он, "заменишь только коллективом". Коль скоро, согласно богостроительской доктрине, "бессмертный народушко" сам порождает своих богов, то, в общем, не имеет особого значения и сама эта смерть. Увенчав дорогого покойника евангельским нимбом ("мы его видели, мы видели Человека, человека с большой буквы"), нарком просвещения все с тем же неукротимым оптимизмом утешает осиротевших соратников – таскать вам не перетаскать:

"Унывать тут нечего. Человечество, создавшее Ленина, создаст и новых Лениных" (51).

Марксистско-богостроительский и пролеткультовский принцип количественного эквивалента, замены дополнен христианской моделью причащения усопшему. Теперь не Ленин предстает неотъемлемой частью партийного организма, как это было у Кольцова, а сама партия становится мистическим телом Ильича. Но обычная христианская символика соборного тела Христова вовсе не имеет и не может иметь компенсаторного характера – "тело" это не замещает собой ушедшего Иисуса, а томится по грядущему воссоединению с Ним. У большевиков же сквозь евангельские соматические реминисценции пробивается мощный языческий напор. В сущности, литургической архаикой преисполнены и составленное Бухариным траурное обращение ЦК от 22 января ("Ленин живет в душе каждого члена нашей партии. Каждый член нашей партии есть частичка Ленина"), и проповедь Троцкого:

"Наша партия есть "ленинизм", наша партия есть коллективная воля трудящихся. В каждом из нас живет частичка Ленина, то, что составляет лучшую часть каждого из нас.

Как пойдем вперед?

С фонарем "ленинизма" в руках.

Найдем ли дорогу?