Михаил Грабовский - Атомный аврал

В 1939 году немецкие ученые Ган и Штрассман обнаружили непредсказуемое, фантастическое явление: деление ядер урана под действием нейтронов с выделением при этом огромной энергии.

В следующем году французский ученый Жолио-Кюри сообщил в печати, что в процессе деления каждого ядра урана помимо двух «осколков» образуются два или три новых нейтрона. При определенных условиях это обстоятельство могло бы привести, по его мнению, к превращению инициированной извне реакции деления в куске урана в цепной лавинообразный процесс, равнозначный взрыву большой мощности.

В сороковые годы десятки стран оказались втянутыми в чудовищную мировую бойню. У некоторых ученых появилась патриотическая идея укрепить боевую мощь своих стран путем создания урановой бомбы невиданной силы. Интерес к ядерным исследованиям в этом направлении, разумеется, подогревался обычным научным любопытством и неистребимым желанием ученых узнать глубже великую тайну Природы. Эти исследования требовали больших государственных вложений, которые были под силу только нескольким богатым и развитым странам. В 1940 году ученые-ядерщики в Англии, Германии и США начали вести целенаправленную работу по созданию подобной бомбы. СССР оставался в благодушном неведении относительно назревающего мирового атомного бума. Созданная при Академии Наук Урановая комиссия под председательством директора Радиевого Института (РИАНа) Виталия Григорьевича Хлопина допускала возможность использования атомной энергии человеком, но в весьма отдаленном будущем. В Советском Союзе было достаточно квалифицированных физиков, понимающих суть проблемы. Однако первыми в СССР идею создания атомной бомбы выдвинули не физики-ядерщики…

В октябре 1940 года в бюро изобретений Наркомата обороны СССР двумя сотрудниками Харьковского Физико-технического института, В. Масловым и В. Шпинелем, была направлена заявка на изобретение: «Об использовании урана в качестве взрывчатого и отравляющего вещества».

Из текста заявки:

«…Проблема создания взрыва в уране сводится к созданию за короткий промежуток времени массы урана в количестве, значительно большем критического. Осуществить это мы предлагаем путем заполнения ураном сосуда, разделенного непроницаемыми для нейтронов перегородками таким образом, что в каждом отдельном изолированном объеме-секции — сможет поместиться количество урана меньше критического. После заполнения такого сосуда стенки при помощи взрыва удаляются и вследствие этого в наличии оказывается масса урана значительно больше критической. Это приведет к мгновенному возникновению уранового взрыва…

В отношении уранового взрыва, помимо его колоссальной разрушительной силы (построение урановой бомбы, достаточной для разрушения таких городов как Лондон или Берлин, очевидно, не является проблемой), необходимо отметить ещё одну чрезвычайно важную особенность. Продуктами взрыва урановой бомбы являются радиоактивные вещества. Последние обладают отравляющими свойствами в тысячи раз более сильной степени, чем самые сильные яды (а потому — и обычные ОВ). Поэтому, принимая во внимание, что они некоторое время после взрыва существуют в газообразном состоянии и разлетятся на колоссальную площадь, сохраняя свои свойства в течение сравнительно долгого времени (порядка часов, а некоторые из них даже и дней, и недель), трудно сказать, какая из особенностей (колоссальная разрушающая сила или же отравляющие свойства) урановых взрывов наиболее привлекательна в военном отношении…

17 октября 1940 года подписи: Маслов, Шпинель».[1]

Первое заключение по этой заявке было дано через три месяца и подписано начальником отдела Управления военно-химической защиты Красной Армии.

«…Некоторые тормозящие факторы возникают с такой же скоростью, как и взрыв урана. Поэтому одновременно весь блок не взорвется. Если выделившееся количество тепла не успеет распространиться и произвести разрушение бомбы на части, то отдельные части уже будут подкритическими и не взорвутся. Что касается применения распада урана в качестве ОВ, то это предложение авторов непонятно и никак не обосновано.

Таким образом, предложение авторов в целом интереса для военно-химического дела не представляет…

Начальник отдела «А» НИХИ КА военинженер 2 ранга Соминский

Заключение составил профессор А. Жуховицкий».

Второе и последнее официальное заключение по этой заявке было дано через полгода председателем Урановой комиссии СССР.

Из секретного отзыва академика В. Хлопина:

«Положение с проблемой урана в настоящее время таково, что практическое использование внутриатомной энергии, которая выделяется при процессе деления его атомов под действием нейтронов, является более или менее отдаленной целью, а не вопросом сегодняшнего дня…

…До настоящего времени нигде в мире ещё экспериментально осуществить такого рода цепную реакцию урана не удалось; однако, по проникающим к нам сведениям, над этим вопросом успешно работают в США и Германии. У нас такого рода работы тоже ведутся…

…Исходя из такого положения с проблемой урана, следует относительно… заявки сказать, что она в настоящее время не имеет под собой реального основания. Кроме того, и по существу в ней очень много фантастического. Чувствуется, что авторы никогда не имели дело с большим количеством радиоактивных веществ…

Даже если бы и удалось осуществить ценную реакцию деления урана, то использование выделяющейся при этом энергии… целесообразнее было бы использовать для приведения в действие двигателей, например, для самолетов или других целей, нежели взамен взрывчатых веществ. Тем более, что общее количество урана, добываемого во всем мире, очень невелико: порядка 250–275 тонн в год. У нас же в Союзе в настоящий момент добыча его совсем ничтожна: на 1941 год запроектировано получение солей урана всего в количестве 0,5 тонны…

Директор института академик

В. Хлопин

17 апреля 1941 г.».

Только через полтора года после испытания американцами атомных бомб в Хиросиме и Нагасаки, 7 декабря 1946 года, отдел изобретательства Министерства вооруженных сил выдал по заявке Маслова и Шпинеля секретное, «не подлежащее опубликованию авторское свидетельство, зарегистрированное в Бюро изобретений при Госплане Союза ССР за № 6353С».

Текстам заявки и рецензий был присущ налет технической наивности. Ни авторы, ни рецензенты не были хорошо знакомы с физическими проблемами деления урана. Вряд ли они представляли себе масштабность работ, необходимых для получения критической массы ядерного горючего; способность такой бомбы изменить всю мировую политику, коренным образом повлиять на взаимоотношения между развитыми странами, полностью преобразовать взгляд на гарантии прочного мира на планете.

Хлопин не знал, что президент США был уже давно проинформирован ведущими американскими учеными о том, что создание атомной бомбы не фантастика, а реальное дело ближайших трех-четырех лет. Академику Хлопину и в голову не могло придти, что США и Англия, объединив усилия, уже уверенно продвигаются к достижению урановой цели.

Сталин, разумеется, ничего не слышал об этой заявке, да и вряд ли бы как-то прореагировал, если бы услышал. Другая попытка громко заявить о необходимости сосредоточить научные и технические усилия для создания атомной бомбы была предпринята молодым физиком Флёровым уже после вступления Советского Союза в войну. Эта попытка носила агрессивно-патриотический характер вызова всему официальному академическому кругу, очень осторожному и осмотрительному в своих прогнозах относительно практического использования атомной энергии…

Молодой сотрудник Ленинградского физико-технического института Георгий Флёров перед войной увлечено работал по атомной тематике в небольшой лаборатории, которой руководил Игорь Курчатов. В 1940 году Флёров опубликовал со своим коллегой научную статью о спонтанном делении урана. С нетерпением он ждал отклика на неё со стороны зарубежных физиков. Исследования в области атомного ядра поглощали все его время и всю юношескую энергию. Флёров строил планы, мечтал о новых экспериментах. Война смешала все планы… Его направили в Военно-воздушную академию на курсы по техническому обслуживанию пикирующих бомбардировщиков. Но и курсантские будни не могли отвлечь его от мысли, что атомная бомба с использованием урана-235 может быть реализована путем встречного выстрела двух подкритических частей («пушечный вариант»).

В ноябре 1941 года Флёров решил поделиться своими мыслями об атомной бомбе с парторгом факультета, военинженером третьего ранга Брустиным. Парторг поддержал идею создания сверхмощного оружия против немецких захватчиков: «Самое верное — написать вам обоснованное письмо на имя Сталина. Только он сможет решить такую важную, масштабную задачу. Напишите!»