Джон Армстронг - Украинский национализм. Факты и исследования

Летом и осенью 1942 года германские армии катились по просторам Украины; к ноябрю вся Украинская Советская Социалистическая Республика была в их руках. Во всем мире понимали значимость завоевания этой огромной территории с ее сорока миллионами жителей. Аграрное богатство Украины, которая была известна как «житница СССР», огромный промышленный комплекс Донецкого бассейна и богатые минеральные запасы – все это потерял Советский Союз и приобрела Германия. Пока что политические последствия этих завоеваний обращали на себя меньшее внимание, чем экономические, но они в некотором отношении превосходили по важности экономический эффект.

Хотя раздельное политическое развитие стало давней традицией на Украине[1], современный национализм – доктрина о том, что люди четко выраженной другой культуры должны создать независимое государство, – пришел поздно на эту землю. Для близкого наблюдателя первые зародыши национализма среди образованных групп населения на Украине появились, очевидно, в начале XIX века, и к середине того века Тарас Шевченко, величайшее имя в украинской литературе, давал поэтическое выражение националистическим чувствам. Однако организации исключительно политического характера, выразившие претензии на украинскую государственность, сформировались значительно позже[2]. У студента, изучающего современную политику, именно это позднее появление украинского национализма вызывает неподдельный интерес. Есть мало вещей более важных для понимания политических сил, формирующих современное общество, чем взаимодействие национализма в его различных проявлениях и социализма в его распространившихся формах. В этом отношении украинский национализм особенно значителен, потому что сформировался в то же время, когда марксистский социализм стал влиятельной идеологией в Российской империи. В то время, когда украинский национализм приобретал определенные политические цели, а доминирующий элемент – русский марксизм – принял политическую форму советского коммунизма, отношения между этими двумя силами становились все более сложными.

Этот факт, а также то обстоятельство, что украинский национализм являлся значительной силой, направленной на обеспечение себе поддержки пятой части населения Советского Союза, пожалуй, заслуживает того, чтобы украинский национализм стал предметом детального изучения, даже при том что он никогда не достигал своей главной цели – создания по-настоящему независимого государства. Более того, важность взаимодействия национализма и коммунизма предполагает, чтобы изучение было сфокусировано на той части украинской этнографической территории, которая между 1920 и 1941 годами находилась под советским правлением. Этот регион, обычно известный как Восточная Украина, был подвергнут полному воздействию советской системы до периода, охватываемого в настоящем труде, в то время как Западная Украина была разделена между некоммунистическими Польшей, Румынией и Чехословакией в течение почти всего периода между двумя мировыми войнами. Хотя упор делается на Восточной Украине, Западная Украина также рассматривается в значительной степени как регион, в котором национализм проявлял себя особенно энергично и служил базой националистической активности.

Настоящий труд носит прежде всего политический характер по своей тематике и рассматривает национализм как движение, стремящееся к созданию независимого государства. Но он не ограничен политическим аспектом в узком смысле термина[3]. Поскольку украинские националисты не преуспели в организации государственного аппарата, то существует ограниченное поле для изучения конституционных или юридических структур. Как вскоре станет очевидным, природа различных националистических идеологий делает интенсивное изучение украинской политической философии предметом ограниченной ценности. Исходя из этого, я прилагал усилия, чтобы следовать по пути, иногда описываемому как «социология политики». Я проследил историю националистических партий и, насколько возможно, описал разнообразные социальные элементы националистического движения.

Много усилий было затрачено исследователями, чтобы проанализировать природу национализма и определить источники его живучести. Никому это не удалось в полной мере, так как подобно всем динамическим движениям, которые вышли далеко за пределы их первоначальных сред обитания, национализм приобрел дополнительные оттенки, а также трансформировался под влиянием различных веяний той среды, в которой он зародился. Это проблема специфической трудности – определить в любой стране, почему то или иное движение пустило корни; особенно это верно в отношении Украины. Одним из наиболее частых стимулов националистических настроений является религия, но образование самостоятельной украинской православной иерархии было скорее результатом роста националистического чувства, чем его причиной[4]. Другим стимулом национализма является существование отличительных народных традиций и быта. В дополнение к отличительным народным художественным формам, о чем будет упомянуто позже, было еще и явное различие между социальной организацией большинства украинских крестьянских общин до 1917 года и российских крестьян. На Украине народ, например, обычно не следовал излюбленной российской системе «передела», или периодического перераспределения сельхозугодий с вытекающим отсюда подчинением индивидуального крестьянина коллективу[5]. В 1905 году, до того как этот народ стали считать отдельной нацией, Маккензи Уоллес, проницательный наблюдатель заделами в царских владениях, отметил следующее:

«Город Киев[6] и окружающая страна – на самом деле малороссийские, а не великороссийские, и между этими двумя группами населения есть глубокие различия – различия в языке, одежде, традициях, народных песнях, пословицах, фольклоре, быте, коммунальной организации. В этих и других отношениях малороссы, южные русские, русины илихохлы, как их по-разному называют, отличаются от великороссов севера, которые составляют доминирующий фактор в империи и которые дали этой замечательной структуре ее существенные характеристики. Действительно, если бы я не боялся без нужды бередить патриотические настроения моих великоросских друзей, у которых есть своя любимая теория на этот счет, я сказал бы, что мы имеем дело с двумя разными нациями, более далекими друг от друга, чем англичане и шотландцы. Различия объясняются, я считаю, частично этнографическими особенностями и частично историческими условиями».[7]

Как заметил Уоллес, языковые различия между украинцами и русскими существенны. Фактор языка действительно использовался очень часто как решающий критерий для различения двух этнических групп[8]. На протяжении XIX столетия самостоятельный, но все еще развивавшийся украинский литературный язык строился на речи, распространенной среди крестьянства. Этот язык принадлежал к восточнославянской языковой группе и поэтому ближе к русскому, чем к любому другому языку, хотя русский не очень понятен большинству крестьян. Однако он уже обосновался как литературный язык Восточной Украины, до того как литературный украинский стал заметным явлением, и был привычным почти для всех образованных украинцев в Советском Союзе.

Важно заметить тем не менее, что приверженцы украинского национализма руководствовались вовсе не такими критериями, как религия, народный быт или язык; более весомым для них стало обращение к общей исторической традиции, утверждение, что украинский народ, когда-то великий и независимый, потерял свое наследие. В Европе на рубеже столетий существовали, на взгляд поверхностного наблюдателя, два класса наций: те, которые воплотили себя в независимые государства, и те, которые нет[9]. Фактически вторая группа была подразделена на «исторические» нации, представители которых помнили, что обладали в современной истории собственной устойчивой государственной формой, и нации, которые не были настолько удачливы. Среди первых можно упомянуть поляков, чья республика исчезла в предыдущем веке, чехов, которые по-прежнему сохраняли остатки своего старого государства в Богемии. Однако для таких народов, как латыши, словенцы, а также для жителей Украины, никогда такого соборного момента, как государственность, не существовало; следовательно, нужно было хорошо поворошить страницы истории, чтобы подыскать сопоставимый символ единства.

Так как для становления нации было жизненно важно, чтобы ее язык и ее история воплощались в работах, которые могли вдохновлять лояльность национальной идее, то вполне естественно, что лидерами националистического движения должны были стать писатели. Здесь уже упоминался национальный поэт Шевченко, и он всего лишь один из ряда писателей – таких как Николай Костомаров и Иван Франко. Историки, которых возглавлял Мыхайло Грушевський, кто, возможно, больше чем любой другой заслуживает право называться отцом украинского национализма, были не менее важны[10]. Ранние лидеры движения – интеллектуалы почти что все без исключения – люди более слова, чем дела, – факт, который должен был иметь большое значение для будущего развития украинского национализма.