За Веру, Царя и Отечество! (СИ) - Кисличкин Михаил

Под ту подмосковную электричку я вообще глупо попал. Вот оно мне надо было до того алкаша докапываться? Не надо, сто раз не надо – говорил я потом себе. Задним умом мы все крепки. Но очень уж он в тот момент меня достал. Дай, говорит, опохмелиться начальник и все тут. Душа, у него, видите ли, горит, глоток позарез нужен. А у меня она не горит? Вчера шеф наорал, сегодня с утра с женой поругался. Как всегда за меня уже все решили: у тещи очередной ремонт, поэтому сегодня вечером я должен был идти к "маме" класть плитку в туалете. Отказ неприемлем, моя Танюха со своей мамочкой уже обо всем договорилась и всякие мелочи вроде срочной командировки к заказчику оборудования в подмосковные дебеня в расчет не принимаются. Ты мужик, ты должен, придумай что-нибудь, у тебя и так все время командировки… Вот и весь сказ. Я прямо скажу – никому так тяжело в России не живется, как простому мужику-работяге. Он всем должен и перед всеми виноват: женой, начальством, детьми. А прав у него нет никаких и всем на него по большому счету наплевать, лишь бы впахивал и деньги приносил. И ведь ничего с этим не поделать: такова тяжелая мужская доля. А тут еще этот алкоголик пристал.

– Дай еще полтинник, а начальник? Ну дай, не хватает же, – продолжал гундосить алкаш. Нечесаный, изо рта несет перегаром.

– Свои добавь, а? Я что, твой спонсор по жизни? Тебе моего полтинника на банку девятки хватит, опохмелишься. Много пить вредно.

– Начальник, ну войди в положение… Мне стольник нужен.

– Слушай, если я тебе начальник, то иди нафиг. Считай, что я тебя уволил.

– Гад ты начальник…

– Я тебе полтинник дал и я еще и гад? Да пошел ты! Уволен, топай отседова! – Настроение у меня, и так весь день бывшее ниже плинтуса, испортилось окончательно. Я подошел поближе к краю платформы, зябко передернув плечами под курткой на рыбьем меху. Ага, за поворотом показался луч прожектора, электричка уже на подходе. Давно пора. Мне еще два часа в вагоне трястись, а потом час в метро. Домой опять к ночи попаду. Работу что ли поменять? Наладчиком холодильного оборудования, конечно, быть неплохо. Себя покажешь, мир посмотришь. То на птицефабрику занесет, то на молокозавод – интересно жить! Но уж больно командировки выматывают и вообще… Помниться, я в школе хотел летчиком стать. Да не простым, а военным, чтобы летать на быстром истребителе над белыми облаками. Мечты, мечты, где ваша сладость.

То, что этот козел толкнул меня под электричку, я только потом понял. Было у меня время поразмыслить и сложить два и два, младенчику в детском приюте все равно особо заняться нечем. А тогда все быстро случилось. Я стою на краю платформы, электричка потихоньку замедляется, но едет еще быстро. И вдруг, когда до мокрых стекол кабины машиниста остается лишь несколько метров, чувствую толчок в спину. Я даже охнуть не успел: короткий мысленный вскрик "млять", полет вниз к валяющимся на грязных шпалах окуркам, удар, вспышка боли и темнота. Приехали…

Тоннелей я на том свете не видел. Только темноту и Голос. Основательный такой Голос, которому не соврешь и с которым не поспоришь.

– Леха Дергачев? – Спросил Голос.

– Я! – Армейский навык не выбьешь.

– Атеист?

– Так точно! Был, – покаянно сказал я. – Теперь уже нет, наверное. Только сейчас без разницы, верно?

– Теперь поздно, – согласился Голос. – При жизни надо было определяться. Грешил много?

– Порядком, – я бы вздохнул, да в этой темноте нечем было вздыхать.

– Стало быть, пойдешь на общих основаниях?

– Куда? Э…вниз?

– Ну да. Куда же еще. Другого ты не заслужил друг, извини.

– Вот так вот быстро? Раз и вниз? – Я бы даже удивился происходящему, если бы не был и без того удивлен и обескуражен фактом того, что я склеил ласты. Не так я себе представлял разговор с Богом или его ангелами, если таковые все же обнаружатся после моей смерти, совсем не так. Это же высшее существо, создатель мира. Оно должно поражать своей мощью, мудростью, внушать трепет и благоговение, а не разговаривать тоном вышедшего покурить соседа по лестничной площадке…

– А кому это надо, тебя поражать и впечатлять? И зачем? – Видимо прочитав мои мысли, ответил Голос. – Тут с каждым говорят на его языке. С умным по умному, с чистым – по чистому, с добрым по доброму, с лукавым по лукавому. А с тобой Леха вот так, по-простому, в самой доступной форме. Выражаясь научно, все, что ты услышишь здесь, будет адаптировано для твоего восприятия, чтобы оказалась ясна самая суть дела. Или ты возражаешь? Хочешь изъясняться высоким стилем?

– Нет, не возражаю, – постарался я собраться с мыслями. – Ну, раз Вы так решили – наказывайте. Хотя я считаю, что это несправедливо, – я понимал, что здесь и сейчас права качать бессмысленно. – Унижаться и молить о прощении я не стану, раз так случилось, значит заслужил. Но все-таки хочу спросить. Может быть, есть варианты? Я как-нибудь послужу или вроде того? Очень уж неохота на общих основаниях. Там, внизу, по слухам, совсем жарко и тошно, а еще я слышал, что Господь милостив, – я попытался включить дипломатию.

– Слушай, а он мне нравится, – сказал кому-то Голос. – Видно, что человек-то русский, православной закалки, хоть и атеист. Держится с достоинством, но кается. Не то, что японец, который истерил и упорствовал в гордыне. Оба под поезд попали, но смотри, какая разница.

– Японец получил по своим грехам сполна, – ответил другой Голос. – Им решил поиграть в свои игры Враг, и я ему не завидую.

– И все же хоть какой-то шанс японец получил, не так ли? Тот менеджер пусть и грешник, но власть Павшего над собой не признал… И зачем-то Господь попустил Врагу сделать с японцем то, что он сделал.

– На все воля его.

– Это так. Но почему нераскаявшемуся японцу дали шанс, а кающемуся русскому нет? Давай предназначенное японцу отдадим своей властью Лехе. Если в тот мир человека отправил Враг, то отправим и мы, раз он сам хочет послужить. Так будет справедливо.

– Господь не попустит…

– Значит, так тому и быть. Но попробовать мы вправе, не так ли? Оказать снисхождение к грешнику в рамках наших полномочий. Я тебя по-братски прошу. Россия заслужила шанс отвернуть от гибели, он может ей помочь.

– Петр, с чего ты стал столь сентиментален к грешникам?

– Нравится мне этот мужик. Хочу посмотреть, что с ним будет, когда он примет судьбу японца.

– Не выдержит, сломается и скоро снова помрет, всего и делов. Японцы жилистые, они самураи по духу и судьбу принимают, а русские – они другие, мягкие.

– Ты их не знаешь толком. Уверяю тебя, они еще фору японцам дадут. Поспорим?

– Я тебя за язык не тянул, – со странной интонацией сказал первый голос. – Хорошо будь, по твоему. Будет тебе, Леха, снисхождение, – обратился Голос он ко мне. – Хотя ты такому снисхождению и не обрадуешься. Послужи России и будет тебе награда. Ты, главное, молись в решающие моменты и сила тебя не оставит, а мощь твоя преумножится. Давай, до свиданья. Что делать ты поймешь.

В глаза светит слабый свет, мысли путаются. Мне холодно, и вокруг ничего не понятно. Виднеются очертания каких-то гигантских предметов, все размыто, зрение работает странно, словно в глаза закапали атропина. Руки и ноги? Вроде они есть, но что-то с ними крепко не так. То ли связаны, то полупарализованы. Страшно…