Анатолий Дроздов - Денарий кесаря

Никто в Риме, кроме Марка Назона, не додумался получать плату от жертвы и палача одновременно. А ведь деду в ту пору было всего семнадцать! Но он рано потерял отца и мать, растила его бабушка, умершая, едва юный Марк примерил тогу, поэтому дед рано понял, что и почем в Риме.

Полгода в Риме царил ужас, и этого времени Назону хватило, чтобы разбогатеть. Марк не стал спускать деньги на роскошных пирах, как поступил бы на его месте другой выскочка, а вложил их с расчетом. В ту пору многие жаждали продать дома и уехать, но покупателей не было. Цены упали многократно, чем дед и воспользовался. Иногда хитроумный Назон просто выпрашивал себе имущество казненного. Серебра новой власти не хватало, продавать конфискованные дома было долго и хлопотно, и деду часто заменяли денежную награду выдачей недвижимости. Марк Назон стал владельцем десятка доходных домов, которые, как только смута в государства миновала, выгодно перепродал. На вырученные деньги дед откупил у государства право сбора налогов в одной из дальних провинций и за год удвоил состояние. После этого откупил провинцию побогаче и снова удвоил капитал… Август еще не стал императором, страной правили триумвиры, мечтавшие поскорее зарезать соперников; никому не было дела до лихоимства откупщиков. Дед умножал свое состояние несколько лет. Но как только новая власть окрепла, благоразумно отошел в сторону и даже отказался от должности, которую ему предлагали исхлопотать. Из прошедшей смуты Назон вынес твердый урок: люди при должностях — первые кандидаты на заклание. Тысячи патрициев веками боролись за право стать квестором, эдилом, претором или консулом, воссесть в сенате, важно расхаживать по городу в тунике и тоге с широкими пурпурными полосами. Тем, кому должностей не досталось, копили злобу и устраивали заговоры. Хотя должности в Риме не оплачивались, наоборот, стоили их обладателям бешеных денег, стремление к ним было столь велико, что политических противников резали беспощадно. За деньги в Риме убивали реже. Особенно тех, кто не выставлял богатство напоказ. Император Август внес имя деда в список всадников, второе по значимости сословие в Риме после патрициев, Марк Корнелий Назон получил право носить тунику и тогу с узкой полосой пурпура, тем и удовлетворился. Ему это ничего не стоило: стать всадником мог любой римский гражданин, чье состояние было не менее четырехсот тысяч сестерциев. У деда были миллионы. И не медных сестерциев, а серебряных денариев…

Марк купил просторный дом в Риме, неприметный снаружи, но роскошный внутри, виллу за городом, завел рабов и стал наслаждаться жизнью. Денег оставалось много, дед стал ссужать их под проценты, получая стабильный и законный доход. Жить было хорошо. Но однажды, нежась в мраморном бассейне с горячей водой (общественные бани дед не любил — там можно было встретить родственников сенаторов, убитых с его помощью), дед вдруг подумал, что ему уже за сорок. Большая часть жизни позади, а после его смерти этой роскошью будет владеть не Назон, а какой-нибудь прощелыга, сумевший подольститься к императору и выпросить выморочное имущество. Ради кого тогда старался свежеиспеченный римский всадник?! «Нужны наследники!» — решил дед и стал подыскивать жену.

В Риме Марк Корнелий Назон считался выгодным женихом. Среди плебеев. Даже многие всадники смотрели на выскочку косо, не говоря о патрициях! Но дед не боялся трудностей. Он хорошо знал, что и почем в Риме.

Сенатор Луций Пульх был горячим сторонником Августа, за что собственно его и отметили тогой с пурпурной полосой. Кроме императора, сенатор обожал изысканные кушанья и римских прелестниц. Удовольствия стоили дорого, поэтому сенатор со временем продал виллу, затем другую… Когда вырученные деньги закончились, Луций Пульхр стал их занимать. Так он познакомился с дедом. Должником сенатор был неаккуратным, ссуду возвращал не вовремя, но дед, обычно очень жестокий в таких случаях, по отношению к Пульхру держался любезно: Луций имел влияние в Риме и мог оказаться полезным. Долг сенатора рос, и пришло время, когда Назон решил, что деньги важнее. Он пригласил сенатора в гости, накормил изысканными яствами, а после пира достал расписки и потребовал немедленной уплаты долга.

Луций Пульхр, едва не изверг из себя то, что перед тем с наслаждением заталкивал. Положение казалось безвыходным. Денег, чтобы рассчитаться с кредитором у сенатора не было, занять не представлялось возможным — в Риме ему давно одалживал только Назон, а из имущества у Пульхра оставался только дом — богатый, с многочисленными рабами. Но потеря дома означала и потерю должности: Август требовал от сенаторов состояния в миллион двести тысяч сестерциев. Недостаточных из сенаторских списков вычеркивал безжалостно. (Позже Август станет тайно помогать обедневшим, но в ту пору он был небогат.)

Забыв, что перед ним презираемый выскочка, Пульхр стал умолять деда не губить его. Умолял он долго: дед умел подводить должников к крайней стадии отчаяния. Когда сенатор стал всхлипывать и растирать слезы по жирным щекам, дед ласково отер их чистой салфеткой. Затем сказал, что истребовать долг — святое право гражданина. Римский закон строг и беспристрастен в таких делах. Но если кредитор и должник родственники…

Пульхр понял мгновенно. Еще вчера он с негодованием отверг бы саму мысль породниться с плебеем, но теперь об этом мечтал. Поэтому с искренней радостью обнял будущего зятя…

Свадьбу сыграли пышную. Закон запрещал римлянину тратить на свадьбу более тысячи сестерциев, но кто посмел бы упрекнуть в расточительстве сенатора? Хотя деньги были Назона, и он их не жалел: самые изысканные вина и кушанья, которые только можно было найти в Риме, подсластили родственникам невесты горечь неравного брака. Только сенатор весь вечер мрачно вздыхал. Не от жалости к юной дочери, на нее Пульхру было плевать. После церемонии в храме зять честно вернул долговые расписки, но предупредил сенатора: впредь денег ссужать не будет. Поэтому Пульхр горестно размышлял: где найти кредитора, что будут так же милостив? В семье сенатора подрастали еще две Пульхерии…

Если тесть грустил, то невеста радовалась. Накануне свадьбы Марк Назон пригласил семью сенатора в гости и показал невесте роскошный дом, в котором Пульхерии предстояло стать полноправной хозяйкой. Жених был учтив, любезен и дал ясно понять, какое счастье для него стать мужем такой почтенной девушки. К тому же Марк не выглядел стариком: статный, без единой седой пряди в густых черных волосах (цирюльник не пожалел краски), можно сказать, красивый. Пульхерии, выросшей в суровой экономии (своих домашних сенатор не баловал), кружила голову мысль управлять таким богатством, поэтому ее мало заботило низкое происхождение мужа.