Под редакцией А. Г. Маньков - Иностранные известия о восстание Степана Разина

К числу неизвестных нам до сих пор фактов можно отнести важное свидетельство о том, что в сражениях с повстанцами под Мурашкином победу царскому войску обеспечила конница из числа иностранных войск, участвовавших в составе сил Долгорукова. Любопытные сведения найдет читатель и о тревожных настроениях в Москве – при дворе, среди верхов и низов московского населения. Не менее важна стоящая за этим мысль, что положение в Москве целиком зависело от исхода действий армии Долгорукова.

Касаясь идейной стороны движения, Марций неоднократно подчеркивает враждебность и самого Разина и повстанцев к боярам, к ближайшему окружению царя. Книга содержит по этому поводу интересный материал для исследователя. Однако отношение самого автора к боярам и их роли в политической жизни страны отнюдь не исчерпывается подчеркиванием враждебности к ним повстанцев.

Наблюдения Марция о давлении бояр на царя при решении крупных внешних и внутренних политических вопросов дают нам в какой-то мере картину боярского сепаратизма. Если здесь не исключена возможность некоторых преувеличений, то все же едва ли отсутствует и зерно истины. Стороннему наблюдателю все это могло броситься в глаза. Пережитки прошлого в XVII в., в период становления абсолютной монархии, были еще сильны. В нашей литературе превалирует подчеркивание абсолютистских черт правления Алексея Михайловича, а боярство рассматривается в значительной мере как трансформированная сила. Лаконичные, но яркие строки Марция показывают, что на самом деле картина была сложнее.

Заслуживают пристального внимания и весьма интересные рассуждения автора о разобщенности действий отрядов Разина в период наивысшего развития Крестьянской войны в Среднем Поволжье после симбирской эпопеи. В разобщенности, разброде и в отсутствии руководящего центра в лице самого предводителя Марций видит причину поражения повстанцев (с. 72). Вслед за «Сообщением…» и в соответствии с другими источниками начало восстания Марций относит к 1667 г. Это показывает, что в России и за рубежом события 1667 г. воспринимали как качественно новое явление, отличное от предыдущих походов донских казаков на Волгу и Каспий «за зипунами». Думается, эти обстоятельства должны быть учтены в происходящем ныне обмене мнений относительно хронологических рамок второй Крестьянской войны.

Судя по характеру описания казни С. Разина, Марций, находясь в это время в Москве, был несомненно ее очевидцем наряду с другими иностранцами (Рейтенфельс, Хебдон, автор «Сообщения…»), оставившими ее описание. При совпадении основных данных каждое из этих описаний подмечает какие-то свои детали и особенности, бросившиеся в глаза их авторам. Все авторы подчеркивают отсутствие у Фрола Разина мужества и стойкости, которыми с избытком был наделен его брат. Указывают и на то, как С.Разин успокаивал и наставлял брата и упрекал его за малодушие. Но только Марций сохранил потрясающую по своей силе сцену, отметив, что С. Разин «был так непреклонен духом, что не слабел в своем упорстве и не страшился худшего, и уже без рук и без ног сохранил свой обычный голос и выражение лица, когда, поглядев на оставшегося в живых брата, которого вели в цепях, окрикнул его: «Молчи, собака!"».

При написании диссертации Марций, по всей вероятности, не задавался целью изложить возможно полнее фактическую сторону событий. Его гораздо более занимало стремление понять и изложить причину и сущность событий, постичь натуру самого Разина и движущие пружины его действий. В этом смысле книге Марция принадлежит особое место в кругу других сочинений XVII в. о восстании Разина. Примечательно стремление автора поставить движение Разина в связь с крупнейшими внешнеполитическими и внутриполитическими событиями в истории России того времени. Восстание рассматривается как идущее непосредственно вслед за тяжелой для России Русско-польской войной (с. 62) и тем самым как бы из нее вытекающее. Автор видит определенное воздействие на ход восстания событий на Украине и дела Никона. Подчеркивается связь движения с положением донского казачества и массовыми побегами на Дон, по выражению автора, «преступного и подлого люда». Словом, Марцию нельзя отказать в известной широте взгляда, горизонт его подхода к оценке восстания Разина достаточно широк. На этой основе складывается и отношение автора к самому Разину, его оценка как исторического деятеля. Уже на первой странице диссертации автор объясняет повод ее написания следующим образом: «дерзость и отвага» Разина «навели меня на мысль рассказать о начале, ходе и конце того мятежа, который не только привел Московию в смятение, но и поставил ее перед крайней опасностью». В приведенных словах раскрыт глобальный характер движения, но в них же чувствуется и невольное восхищение автора самим Разиным. Это же чувство не покидает Марция, когда в другом месте он характеризует Разина как человека хотя и «безродного», но «на редкость искушенного, готового на любое дело» (с. 64). Внутренняя характеристика образа дополняется не менее ярким описанием физического облика предводителя повстанцев: крепкого сложения, «закален в тяготах войны, в цветущем возрасте и здоров». В данном контексте не производят отрицательного впечатления приписываемые Разину жестокость и свирепый вид (с. 64). Марций именует Разина тираном, но вместе с тем наделяет его чертами способного предводителя, умело обеспечивающего тыл своему войску, понимающего настроение народа, хорошо использовавшего в своих интересах ряд моментов внутриполитической жизни страны, в том числе дело Никона, смерть царевича Алексея и др. Однако отношение Марция к Разину в конечном итоге отрицательное. Этим объясняется, что автор не жалеет места и красок для описания жестокости, коварства Разина, вакханалии казней и убийств, якобы чинимых им и повстанцами. Однако весь материал такого рода есть повторение сведений, заимствованных из «Сообщения…». Объяснение мотивов выступления самого Разина сводится к двум моментам: чувство мести за брата, казненного Долгоруковым, и жажда власти. Династический момент, свойственный понятиям средневековья, имеет место и здесь при объяснении событий. Ход восстания, по утверждению автора, должен был разрешиться чем-либо одним – гибелью царя или Разина.

В целом образ Разина настолько захватывает воображение Марция, что он невольно ищет и предлагает исторические параллели. Однажды Разин назван «русским Катилиной», поскольку он убеждал всех, кто хочет мстить боярам, сходиться к нему (с. 67). В поисках аналогий под таким углом зрения автор называет и предводителя восставшего имперского рыцарства Вильгельма Грумбаха, который, по словам Марция, «в прошлом веке исполнился такой дерзости и гордыни, что угрожал спокойствию не одной только Саксонии, но и всей Германии» (с. 69). Общим для Разина и Грумбаха является и трагический конец: Грумбах был осажден войсками императора в Готе, пленен и четвертован. Морально-этические и чисто внешние критерии аналогий приводят к тому, что в другом случае наряду с Иваном Подковой, предводителем запорожского казачества, затем молдавским господарем, который по социальному происхождению был ближе к Разину, названа и такая фигура, как вождь князей-протестантов, выступивших против императора Карла V, – Филипп I Великодушный. Для нас подобные параллели лишены реального смысла, но чрезвычайно важен сам факт сравнений Разина, с той или иной точки зрения, с историческими деятелями как далекого, так и недавнего прошлого. Марций показывает огромную силу воздействия Крестьянской войны и прежде.всего ее предводителя на европейское общественное мнение. Но сила всякого воздействия определяется размахом и глубиной самого явления. И сочинение Марция, с этой точки зрения, представляется нам убедительным доказательством огромной силы восстания Разина, несшего реальную угрозу правлению Алексея Михайловича. Европа следила за ходом событий, затаив дыхание. Впрочем, прямые высказывания на этот счет самого Марция носят весьма очевидный характер. Буквально в первых строках его диссертации читаем, что он «сам был зритель тех волнений, которые удивляли всю Европу». Позднее, приступая к изложению восстания, Марций отмечает, что «страхом была охвачена не одна Московия – вся Европа некоторое время жила в ожидании того, какой оборот примут эти события» (с. 62). Как видно из публикуемых в данном сборнике сообщений западноевропейской прессы, пристальное внимание ряда европейских государств к событиям в России действительно имело место и при этом носило далеко не бескорыстный характер. С возможностью серьезных осложнений в России связывались надежды на пересмотр некоторых внешнеполитических договоров, на благоприятные для заинтересованных стран изменения позиции России в территориальных спорах и, наконец, открытые расчеты на оказание военной помощи русскому правительству и тем самым на вмешательство во внутренние дела России.