Бакалавр 5 (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич

Дымом ещё каким-то потянуло. Ну, дым то он уже проснувшись учуял.

Горим?

Принюхался. Точно — горим.

Когда Вадик в своем старом времени жил, то по телевизору часто о пожарах в лечебных учреждениях сообщали. То в одном регионе психоинтернат сгорит, то в другом — больница или поликлиника заполыхает. Или взорвётся у них там что-то, тот же кислород для коронавирусных больных…

Ну, как говорится — дай Бог ноги…

Вадик одеялко казенное откинул, рюкзак из-под головы за плечи переместил, ноги в шлёпки всунул — готов эвакуироваться.

В коридоре отделения тем временем опять что-то захлопало.

Хлопает — да и хрен с ним. Лишь бы не взрывалось.

Дымом меж тем сильнее запахло. Не нормальным, а каким-то химическим.

Соседи Вадика ещё что-то возились.

Бакалавр уже давно заметил, что люди в новом для него мире какие-то не торопкие. Он как будто в другом режиме живёт — всё быстрее делает, а не тормозит, как здешнее народонаселение.

Ритм жизни у него другой. Более быстрый, что ли.

В коридор Вадик выскочил. Мать честная! Дымина там стоит стоит, у соседней ВИП-палаты на полу сержант валяется. Ну, что сторожить её приставлен. Рядом с ним стакан пустой. Он почему-то Бакалавру в глаза бросился.

Из некоторых палат уже пациенты вывалились — не самый быстрый Вадик этой ночью оказался.

Спасаться надо. Никуда не упиралось Вадиму в больничке сгореть.

В сторону лестничной площадки он бросился. Ну, куда они с мужиками курить ходили.

Сработал стереотип — лестница, значит на улицу…

Кстати, и дверь на площадку почти напротив палаты…

Кинулся туда, а там на вышарканном линолеуме пацаны в коротких куртках валяются. Да не просто так лежат. Из головы того и другого кровушка на пол капает. Ну, образно, это. Не капает уже — лужицы натекли. Не пять минут назад их жизни лишили.

Кто?

Да кому надо. Не тот ли мужик, что сейчас в сторону ординаторской идёт и Вадику навстречу попался?

Вадик его не разглядел толком. Маленько они разминулись. Мужик к ординаторской, а Бакалавр у его за спиной к двери сквозанул.

Как тень в тапках без задников прошмыгнул не слышно.

Так. Сам Вадик то ходячий, а те, кого сегодня оперировали? Ну, двое, что с кольцевой прибыли?

От наркоза может они ещё не отошли… Так и сгорят ведь…

Вернуться? Промеж глаз пулю как пареньки с площадки получить?

Двоих и не вытащу… Хоть одного…

Которого?

Да, какая разница — оба, живые души…

В дальнем конце коридора выстрел прозвучал. Второй. Третий. Четвёртый…

У ординаторской стреляют.

Замолкло вроде?

Хоть кого-то вытащу…

Метнулся Вадик с площадки обратно в отделение, кашляя дверь в палату открыл.

Хорошо тут прооперированного разместили — посреди палаты одна кровать стоит. Ещё и функциональная. Мужик на ней лежит. На носу — маска, в ту и другую руку трубочки тянутся.

Ёкарный бабай! Из-за него ведь, или из-за пациента в соседней палате эта кутерьма! Дым, стрельба…

Жив он или уже как мент у палаты на небеса вознесся?

Тут опять в коридоре пару раз стрельнули…

Глава 8 Весёленькая ночка и утро

Чёрт! Так и задохнуться не долго…

Горло у Бакалавра опять перехватило и он закашлялся.

Нет, не пожар, это — химию какую-то в коридоре отделения бросили. Глаза ещё заело…

К кровати прооперированного Вадик несколько шагов сделал, у изголовья пациента остановился.

Так, а спасать то здесь уже некого. Как бывшему соседу по палате Бакалавра, трепанированный который, кто-то этому товарищу дополнительную дырку в голове проделал. Причем, не медицинский инструмент для этого использовал…

Вадик опять закашлял, слёзы из его глаз брызнули, перед глазами мушки замелькали…

Слабость какая-то во всем теле почувствовалась, ноги как ватные стали… Чуть не упал. До стены еле доковылял, рукой об её оперся. Так, по стеночке и в коридор из палаты выбрался.

Там — дурдом. Дымина ещё больше, кто-то благим матом орёт, несколько человек от стены к стене шарашатся… Чуть не запнулся — в шаге буквально кого-то лежащего на полу заметил…

Переступил через бедолагу. Сил поднять его уже не было. Самому бы на свежий воздух выбраться…

На площадку шагнул, вниз по лестнице начал спускаться. Как дед столетний за перила при этом держался. Шатало всего, слёзы по щекам текли, грудь от кашля просто разрывало…

Этаж прошел, второй, третий. В холл буквально вывалился. Столкнулся с кем-то сослепу, но упасть не дали — сильные руки в сторону у стенки поставили…

Стою, глубоко воздух в себя втягиваю, грудь ходуном ходит, в горле клокочет.

А, что, дурак стою? Вот же скамеечка… Как мешок с картошкой на полированную поверхность приспособления для сидения бухнулся, руки в колени упёр — так дышать легче…

Чем-то всё же я траванулся. Сижу в уголке, раздыхиваюсь. Окружающее меня сейчас как-то мало беспокоит, а в холле суета — кого-то на улицу выводят, кто-то наоборот в здание больницы вбегает. Всё смешалось — белые халаты, больничные пижамы, некоторые и в милицейской форме…

Не знаю точно, сколько времени прошло, но всё постепенно успокоилось. Пациентов на свои места стали возвращать, наше же отделение по другим распихали. Правда, размещали нас где могли. Мне, как почти здоровому, ночь в коридоре на кушетке пришлось провести. Нормально — не на полу же. Подушку и одеяло выдали, а то, что без простыни — какая мелочь. Пусть рядом с туалетом — опять же хорошо — далеко ходить в него не надо. Самое главное — в этой кутерьме рюкзачок у меня никуда не делся, а внутри его всё в целости и сохранности осталось.

Утром меня и выписали. Правда, перед эти свидетелем побывать пришлось. В больницу милиции понаехало, кого надо и не надо опрашивали, по секундам все события восстанавливали.

Виданое ли дело — пациентов прямо в палатах убивать стали. Тут же не кино американское, а Россия, девяносто четвёртый год…

Со мной девица молоденькая занималась. Хорошенькая такая, на улице бы встретил — никогда не поверил, что она из органов.

Вопросов мне задала кучу, гораздо больше, чем когда мне здесь историю болезни заполняли.

Опять же имя, фамилия и отчество ей моё потребовалось, место жительства и прочее.

Много рассказать я ничего не смог, почти не продвинул девицу в прояснении произошедшего. Честно сказал, что спал, потом шум какой-то в коридоре меня разбудил, дым почувствовал и из палаты выбежал. Думал — пожар. О том, что в палату к прооперированному я заходил говорить не стал. Привяжутся ещё — зачем туда поперся, какие цели преследовал, что видел? Надо мне это? Не очень. Подробно описал как плохо мне стало, что кашлял, про слёзы из глаз тоже сообщил. Наговорил сорок бочек арестантов…

Паспортные данные мои девица милицейская записала, сказала — если что, вызовут для дальнейшей дачи показаний.

После этого одежду мне выдали и ручкой помахали.

Вышел из приемника, постоял, перекурил. С руками у меня почти совсем нормально, можно дальше своими делами заниматься.

Правда, опять надо в гостиницу устраиваться. Лучше — в другую, а не в ту, в которой оплаченные дни у меня пропали.

Чёрт, чёрт, чёрт… Больше недели времени потерял. Рубль то за это время вон как обесценился…

Пошёл в сторону метро пешком. Снаряд то, говорят, в одну воронку два раза не падает — может не будет больше аварий под землей.

Иду, а в мозгах, ночью чем-то отравленных, мысли роятся…

Вот бы спас я того банкира — что бы было? Ну, скорее всего, поменять свои рубли на доллары у меня бы уже проблемы не было. Даже льготный курс бы мне предоставили, ячейку бесплатно до скончания века выделили… На какую-нибудь хорошо оплачиваемую должность в банке посадили. Ездил бы я по заграницам на разные банкирские сборища на халяву, на квартирку в столице банкир бы ещё расщедрился…

Ходил бы только в рестораны… Кстати, есть что-то захотелось. В больнице то утром покормили плоховато…