Маргарет Штоль - Иконы

Margaret Stohl

ICONS

Copyright © 2013 by Margaret Stohl Inc.

All rights reserved

© Т. Голубева, перевод, 2014

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2014

Издательство АЗБУКА®

ЭТА КНИГА, КАК И БОЛЬШИНСТВО КНИГ,

НЕ РАЗРЕШЕНА ДЛЯ ШИРОКОГО ОБРАЩЕНИЯ

Если симпа поймает тебя с этой книгой, он уничтожит и ее, и тебя

Учти, что тебя предупредили

ИКОНЫ / КНИГА 1

ПРОЕКТ «ЧЕЛОВЕЧЕСТВО»

Написано от руки

Приблизительно весной 2080 ПТД

Собственность свободной «Грасс-Пресс»

Крошечное серое пятнышко, не крупнее веснушки, сидело на внутренней стороне пухлой ручки младенца. Малышка с хныканьем размахивала желтой резиновой уточкой, и пятнышко то появлялось, то исчезало.

Мать держала ее над старой керамической ванной. Маленькие ножки, задев поверхность воды, взбрыкнули сильнее.

– Ты можешь жаловаться сколько угодно, Долория, но тебе все равно придется купаться. Тебе самой от этого будет лучше.

Женщина опустила дочку в теплую воду. Малышка снова задрыгала ногами, расплескивая воду так, что брызги полетели на голубые обои над кафельной плиткой. Но вода удивила девочку, и она затихла.

– Вот так-то… В воде тебе грустить не придется. В ней грусти нет. – Женщина поцеловала Долорию в щечку. – Я люблю тебя, mi corazо́n[1]. Я люблю тебя и твоих братьев, и сегодня, и завтра, и каждый день, пока мы все не попадем на небо.

Малышка перестала хныкать. Она не плакала, когда мать купала ее, напевая, пока девочка не стала розовенькой и чистой. Она не плакала, пока ее целовали и закутывали в одеяла. Она не плакала, когда ее укладывали в колыбель.

Мать улыбалась, отводя влажную прядку волос с теплого лобика дочери:

– Спи сладко, Долория. Que sueсes con los angelitos[2].

Женщина протянула руку к выключателю, но не успела она коснуться его, как комната погрузилась во тьму. В другом конце коридора умолкло радио, прямо на середине фразы, словно по какому-то сигналу. В кухне вдруг потемнел экран телевизора, и в центре экрана сначала оставалась еще крошечная светлая точка, но потом и она угасла.

Женщина крикнула, обращаясь к кому-то наверху:

– Опять электричество отключилось, querido![3] Проверь предохранители! – Она снова повернулась к колыбели, старательно подтыкая края одеяла вокруг Долории. – Не беспокойся. Нет ничего такого, чего не смог бы починить твой papi[4].

Малышка засунула в рот кулачок с тоненькими, как дождевые червяки, пальчиками, когда задрожали стены и хлопья штукатурки закружились в воздухе, как конфетти, как новогодние ракеты.

Она моргнула, когда вдребезги разлетелись окна, а потолочный вентилятор сорвался с места и ударился о ковер, когда послышались крики…

Она зевнула, когда ее отец скатился вниз по лестнице, словно старая тряпичная кукла, чтобы уже не подняться.

Она закрыла глаза, когда на крышу дома дождем посыпались птицы.

И заснула в тот момент, когда перестало биться сердце ее матери.

Я заснула в тот момент, когда перестало биться сердце моей матери.

– Дол? Ты как, в порядке?

Воспоминания угасли при звуке его голоса.

Ро.

Я ощущаю его какой-то частью своего сознания, безымянным местечком, в котором я вижу все, чувствую все. Вот эта искра – Ро. Я держусь за нее, теплую и близкую, как кружка горячего молока или огонек свечи.

А потом я открываю глаза и возвращаюсь к нему.

Всегда.

Ро здесь, со мной. С ним все в порядке и со мной все в порядке.

Со мной все в порядке.

Я повторяю эту фразу снова и снова, пока не начинаю в нее верить. Пока не вспоминаю, что реально, а что – нет. Физический мир медленно фокусируется вокруг меня. Я стою на сырой тропе на полпути к вершине горы и смотрю вниз, на миссию, где козы и свиньи на поле внизу кажутся маленькими, как муравьи.

– Все в порядке? – Ро касается моей руки.

Я киваю. Но я лгу.

Я снова позволила ощущениям – и воспоминаниям – завладеть мной. Я не должна этого делать. Все в миссии знают, что я обладаю даром чувствовать всё вокруг – чужаков, друзей, даже свинью Рамону-Хамону, знаю, когда она голодна, но это не значит, что я могу позволять ощущениям захватывать меня.

По крайней мере, так постоянно твердит мне падре.

Я стараюсь держать себя в руках, и обычно мне это удается. Но иногда хочется ничего не чувствовать. В особенности когда все так чрезмерно, так невыносимо грустно.

– Не ускользай от меня, Дол. Не сейчас.

Ро глядит на меня, размахивая крупными загорелыми руками. Его золотисто-карие глаза сверкают сквозь то и дело падающие на лицо темные спутанные волосы. Он уже мог бы забраться куда выше или спуститься вниз за это время. Удерживать Ро – все равно что пытаться удержать землетрясение или селевой поток. Или, может быть, поезд.

Но только не в эту минуту. Сейчас он ждет. Потому что он знает меня и знает, куда я провалилась.

Куда я ушла.

Я смотрю в небо, исполосованное серыми клочьями туч и оранжевым светом. Мне мало что видно из-под широких полей шляпы, которую я стащила с крючка за дверью кабинета падре. Но все же садящееся солнце светит мне в глаза, пульсируя сквозь облака, яркое и разбитое на куски.

Я вспоминаю, что мы здесь делаем, почему мы здесь.

Мой день рождения. Завтра мне исполняется семнадцать.

Ро приготовил мне какой-то подарок, но за ним нужно подняться на гору. Ро хочет удивить меня.

– Ты хоть намекни, Ро!

Я тащусь вверх по склону, оставляя кривую дорожку смятых сухих кустиков и грязи.

– Не-а.

Я снова оглядываюсь, чтобы посмотреть вниз. Я не в силах удержаться. Мне нравится, как все выглядит с высоты.

Все такое мирное. Маленькое. Как картинка или одна из тех невероятных головоломок падре, с тем отличием, что здесь нет недостающих частей. Далеко внизу я вижу желтоватое пятно поля, принадлежащего нашей миссии, дальше – полосу зеленых деревьев, дальше – темно-синие воды океана…

Дом.

Пейзаж настолько безмятежен, что ты как будто ничего и не знаешь о Том Дне. Вот почему мне так нравится здесь. Если не покидать миссию, то незачем и думать обо всем этом. О Том Дне, и об Иконах, и о Лордах. О том, что они управляют нами.

О том, насколько мы бессильны.

Здесь, вдали от главных путей, вдали от городов, ничто никогда не меняется. Эта земля всегда была дикой.

Здесь человек может чувствовать себя в безопасности.

В меньшей опасности.

Я чуть повышаю голос:

– Скоро стемнеет!

Ро уже снова далеко впереди. Потом я слышу в кустах шорох, звук катящегося камня – и Ро спрыгивает на тропу рядом со мной, проворный, как горная коза.

– Я знаю, Дол, – улыбается он.

Я беру его мозолистую ладонь, и мои пальцы расслабляются в ней. Меня мгновенно наполняет ощущение Ро. Физический контакт всегда делает нашу связь еще более сильной.

Он такой же теплый, как солнце за моей спиной. Настолько горячий, насколько я холодная. Настолько грубый на ощупь, насколько я гладкая. И в этом наше равновесие, просто одна из тех невидимых нитей, что связывают нас.

Это и есть то, что мы собой представляем.

Мой лучший и единственный друг – и я.

Ро засовывает руку в карман, потом что-то кладет мне на ладонь и внезапно смущается:

– Ладно, скажу кое-что. Вот твой первый подарок.

Я смотрю на это. Одинокая голубая стеклянная бусина перекатывается между моими пальцами. Она надета на тонкий кожаный шнурок.

Ожерелье.

Бусина голубая, как небо, как мои глаза, как океан.

– Ро, – выдыхаю я, – она безупречна!

– Она напомнила мне о тебе. Это как вода, видишь? И ты можешь всегда носить ее с собой. – Лицо Ро краснеет; когда он пытается объяснить, слова застревают на его языке. – Я знаю… Знаю, как ты ее чувствуешь.

Как нечто спокойное. Устойчивое. Нерушимое.

– Биггер дал мне шнурок. Выдернул из седла.

Ро умеет замечать подобные вещи – то, чего не видят другие люди. Биггер, повар миссии, тоже это умеет, и эти двое просто неразлучны. Биггест, жена Биггера, делает все, что в ее силах, чтобы не дать им обоим угодить в неприятности.

– Она чудесная.

Я обвиваю шею Ро руками и неловко обнимаю. Ну, это не совсем объятие, не такое, каким обмениваются близкие друзья и родные…