Илья Бердников - Вояж Проходимца

— У нее не свои ногти, имплантаты какие-то…

— Ну? — Штурман удивленно повернулся ко мне. — А я думаю, как она этакий «французский маникюр» умудряется поддерживать!

— Дальше-то что?

— Дальше? Дальше ее все же скрутили, связали по рукам и ногам. Я смутно помню — голова кругом, все плывет перед глазами, но вроде какой-то мужик появился. Сказал, что отдает меня доктору — пусть лекарство испытывает. А девчонку, когда очнется, привести к нему. Ему, мол, нравится таких дикарок укрощать.

Меня аж подбросило от мысли, что в эту самую минуту какой-то уродский граф насилует связанную и одурманенную Ками. Я вскочил из-за кресла и высадил ногой окно.

— Ты куда?! — завопил Санёк.

— Наверх! — Я заставил себя остановиться и пробежаться глазами по комнате. — Так, у тебя револьвер есть, вон на стене ружья висят, патронташ — отобьешься. Заодно попытайся найти лекарство, думаю, дед его где-то здесь держит.

Когда я рассматривал особняк с утеса, то заметил, что на уровне второго этажа здание окружал карниз. На него-то я теперь и выбрался через разбитое окно, усиленно стараясь не смотреть вниз, — хоть высота стены была небольшой, но с этой стороны она переходила в довольно крутой обрыв высотой метров пять-шесть. Дальше шла каменистая осыпь, потом — склон, поросший кустами и корявыми деревьями. Короче говоря, у меня совсем не было желания ощутить на себе прелести падения, а затем качения кувырком.

Я осторожно, лицом к стене, шажок за шажком передвигая ноги по узкому выступу карниза, шел от окна в сторону балкона. Идти было недалеко, меньше десятка метров, но через несколько микроскопических шагов пот уже обильно струился по вискам и спине, а сердце бухало так, словно хотело оттолкнуться от шершавой стены и отправить меня в короткий свободный полет. Нет, боязни высоты у меня никогда не было, просто… я опасался с нее упасть.

Из покинутого мною окна донесся панический вопль Санька: штурман орал что-то про инфекцию, про уколы, но я его уже не слушал, полностью переключившись на передвижение и удержание равновесия. Немало помогал «кинжал»: я вонзал его в стену под углом вниз, располагая плоскость лезвия горизонтально, и это добавляло мне еще одну точку опоры.

Наконец левая рука ухватилась за парапет балкона. Я выдохнул и перебрался в более безопасное место, снял дробовик со спины. Пока я обескрыленной мухой полз по парапету, меня не то что подстрелить — сосновой шишкой сбить можно было без особых проблем. Несколько медленных вдохов-выдохов, чтобы успокоить нервы, проверить патроны в дробовике, — я от страха не помнил, зарядил ли его перед вылезанием в окно, — все, теперь можно идти.

Я, с помощью «Кото-хи», вскрыл дверь и тихонько приотворил ее. В просторной комнате с громоздким столом по центру и двумя высокими креслами у камина никого не было. По пальбе и крикам, доносившимся из коридора, было понятно, что дверь в комнату с Саньком еще не взята приступом, так что штурман пока находился в относительной безопасности. Через высокую, покрытую красноватым лаком дверь я проник в смежную комнату, тоже пустую, и, наконец, выглянул из нее в коридор. Винтовая лестница на крышу была совсем рядом, и я шмыгнул к ней, надеясь, что никто из осаждающих Санькину дверь людей не взглянет в эту сторону. Сделав два витка по лестнице, я совсем скрылся от глаз людей в коридоре, но тут же чуть не кинулся назад, так как в проеме люка на крышу появился торс человека, смотрящего вниз. Человек что-то крикнул, очевидно после яркого дневного света не разглядев меня в полумраке лестницы, я невнятно вякнул в ответ и выпалил из дробовика. Человек исчез, а я, рывком преодолев несколько ступенек, разогнулся, выныривая над краем крыши, готовый тут же или стрелять, или нырнуть вниз…

Ствол карабина смотрел мне прямо в лоб. Я чуть было не спустил курок, но ствол опустился, а державший карабин человек покачнулся и рухнул на крышу. Только тут до меня дошло, что я слышу эхо от раскатистого выстрела — Катуш не подкачал, прикрыл меня с утеса.

Второй охранник, тот, в которого я выпустил заряд картечи, корчился рядом, зажимая руками окровавленное лицо, — очевидно, картечины прошли вскользь, не повредив череп. Мне было неприятно смотреть на мучающегося человека, и я, отведя взгляд, пинком отшвырнул подальше валяющиеся рядом карабины — выстрел в спину был бы еще более неприятным для меня. Впрочем, можно было надеяться, что Катуш будет продолжать прикрывать меня с утеса.

Я захлопнул крышку люка и рывком затащил на нее тело убитого пастухом охранника, после чего кинулся к дверям надстройки. Крыша загудела под ногами: теперь плевать было на маскировку, и я, оказавшись у надстройки, прыгнул вперед, пробивая плечом стекло двери. Перекатился в водопаде осколков, каким-то чудом умудрившись не запутаться в шторах за дверью, прянул вбок, уходя из-под воображаемого огня, и вскочил на колено, водя стволом дробовика по помещению.

Внутри был мягкий полумрак, напитанная запахом парфюмерии духота. Тяжелые портьеры закрывали широкие, почти во всю стену, окна. Слабо мерцали свечи в подсвечниках по обе стороны кровати. Даже линзы не помогли бы мне, ворвавшемуся с солнечного света, если бы кто-то притаился в тени и захотел продырявить мою голову. Но никто в меня не стрелял. Никто не бросался с желанием раскроить череп. На покрытом пушистыми светлыми шкурами полу валялись мужская одежда и алый, расшитый золотом халат. Круглились раскатившиеся из перевернутой вазы фрукты… Сначала мне показалось, что в комнате вообще никого нет, но душный воздух, в котором среди запахов духов сквозила кислая нотка, говорил о другом.

Это был запах крови.

— Ками? Девочка, ты здесь?

Я осторожно, держа на мушке кровать и приоткрытый массивный шкаф, стал обходить комнату по периметру. Из-за огромной, занимающей чуть ли не половину комнаты кровати показались обнаженные мужские ноги. Граф, а это, скорее всего, был он, лежал ничком, уткнувшись лицом в пропитанный кровью мех. Еще дальше, в тени от шкафа неясно зашевелился какой-то силуэт, повернул ко мне голову. Я напряженно вглядывался в скрытое в тени лицо, не убирая палец с крючка, одна из свечей в подсвечнике затрещала, мигнула несколько раз и вспыхнула ярче. В трепещущем свете появилось лицо Ками — бледное, обрамленное распушенными волосами. Глаз не видно из-под черных прядей…

Сердце стукнуло и замерло, стремительно ухнув вниз. Я сглотнул и попятился, дробовик задрожал в ослабевших руках. Нет! Боже, нет, нет, нет!!!

По подбородку девушки обильно струилась кровь, стекая из приоткрывшегося рта.

Львиный зев.