Олег Кулагин - Московский лабиринт

Но повстанческое движение всё же существует – в буквальном смысле загнанное в подполье, в подземные катакомбы и сети метро умирающей Москвы. Трусость и безразличие тех, кому есть что терять, – и отчаянное сопротивление людей, которым терять уже нечего. Партизанские отряды, неотличимые от уличных банд, и бандиты, как две капли воды похожие на преуспевающих политиков, одинаково ловко обделывающие свой бизнес как наверху, так и внизу. И все они завязаны в тугой клубок, выпутаться из которого почти невозможно…

Фантастика? Увы, описанные автором страсти-мордасти слишком хорошо подтверждаются опытом и тактикой всех партизанских войн. Ибо такая война – самая страшная из войн. И не только потому, что на ней никогда нельзя твёрдо знать, кто друг, а кто враг, приходится постоянно ждать удара в спину, а каждый сделанный шаг может стать последним. Дело в другом. Партизанская война является тотальной в прямом смысле этого слова, она касается всех людей, находящихся на затронутой ей территории, – без различия пола, возраста, моральных качеств или политических убеждений. Жестокость здесь превращается из отдельных «эксцессов исполнителей» в естественную и неизбежную тактику обеих противоборствующих сторон. Ведь полем действия такой войны становится не местность с её рельефом, дорогами и мостами, а люди, население этой местности, от поддержки или противодействия которого в итоге зависит итог борьбы. А самым простым и надёжным орудием в этих условиях становится террор.

Однако террор – оружие обоюдоострое. С его помощью можно запугать людей и заставить их отказаться от поддержки повстанцев, но с таким же успехом можно восстановить население против себя, добившись лишь усиления такой поддержки. Поэтому террор может иметь самый разный характер и различную степень интенсивности. Уничтожать целые селения или даже местности за поддержку повстанцев – метод надёжный, но хлопотный, требующий привлечения больших сил и средств. Кроме того, скрыть столь масштабную акцию крайне трудно, а современное международное законодательство относится к подобным способам ведения войны весьма негативно. А главное – такой способ войны можно применить к отдельной местности, но не ко всей территории, которую требуется взять под полный контроль.

Гораздо проще создавать так называемые «стратегические деревни» – резервации для местного населения, своеобразные концлагеря или гетто, изолированные друг от друга и от повстанцев «извне». Точно так же тверские власти в романе поступают с Москвой и другими регионами, находящимися под их контролем: разбить на отдельные, строго охраняемые зоны, жёстко ограничить передвижение между ними, время от времени проводить массированные зачистки и облавы.

Причём такие акции, как правило, даже не зависят от действий партизан, поскольку бессмысленно наказывать население за каждое конкретное выступление повстанцев. Во-первых, этим методом в своё время прославились нацисты, а любые аналогии с их действиями в «цивилизованном» обществе будут восприняты негативно. Во-вторых, запугивать надо не тех, кто уже находится в твоей власти, а тех, кто остаётся на свободе.

Террор, отвращающий население от поддержки партизан, должен быть максимально обезличенным. Это своего рода децимация – когда за провинность римского легиона подвергался смертной казни каждый десятый его боец. Точно так же за поддержку партизан после каждой их боевой акции должна нести наказание какая-то часть населения данной местности, выбранная совершенно случайно, наугад, sine ira et studio.[2] Впрямую расстреливать мирных граждан сейчас не принято, но кто мешает провести массированную бомбардировку, артиллерийский или ракетный обстрел района, где скрываются партизаны? После этого можно будет выразить сожаление по поводу гибели десятка-другого мирных жителей, оказать семьям пострадавших гуманитарную помощь и даже выплатить какую-то компенсацию. Этим убиваются сразу два зайца: отводится обвинение в умышленном убийстве и хоть как-то смягчается вспышка ненависти со стороны родственников погибших, ведь психологически довольно трудно ненавидеть того, из чьих рук ты принял помощь.

Как ни парадоксально это звучит, но зачастую повстанцы сами заинтересованы в провоцировании террора оккупантов, поскольку он толкает население на борьбу с захватчиками. Таким образом, оккупантам требуется запугать население, а повстанцы стремятся превратить этот страх в ненависть, в свою очередь запугивая социальные группы, лояльные оккупантам. Причём последнее им удаётся лучше, чем их противникам, потому что повстанцы действуют «снизу», имея постоянный контакт с массой населения и обладая возможностью совершать более тонкие, ювелирные действия.

Создаётся своеобразное равновесие – «оккупанты» контролируют ситуацию на «макроуровне», повстанцы раз за разом побеждают на «микроуровне», где их преимущества несомненны. И такая борьба может продолжаться до бесконечности, особенно если партизаны имеют подпитку ресурсами и оружием извне. В описанной Кулагиным ситуации такая подпитка идёт через полумафиозные структуры, тесно связанные с коррумпированным правительством генерала Русакова.

Американские военные теоретики говорят, что подавить повстанческое движение прямой военной силой невозможно. С другой стороны, американские военные историки утверждают, что партизанская война во Вьетнаме не была проиграна Соединёнными Штатами, которые не потерпели в ней ни одного поражения. По большому счёту и те и другие правы. Партизанская война является не только тотальной, но и потенциально перманентной, заканчиваясь лишь тогда, когда теряет смысл или становится чрезмерно обременительной для одной из сторон. Если же у обеих сторон хватает сил продолжать её, то война может длиться вечно, пусть и с разной степенью интенсивности, – пример такой войны мы можем наблюдать в Колумбии на протяжении последних пятидесяти лет.

Впрочем, есть ещё один способ прекратить такую войну: появление с одной из сторон фактора, который противник не в состоянии парировать, возможности, которой нельзя противостоять. Для партизан Второй мировой войны таким фактором стал приход советских или союзных войск, в повести (точнее, дилогии) Ника Перумова – появление у героев магического оружия. Олег Кулагин тоже вводит в сюжет подобный «решающий фактор», граничащий с магией… впрочем, не будем пока забегать вперёд.

Можно сказать, что у повстанцев из романа Кулагина на протяжении всей книги существует только одна надежда – надежда на чудо. Чудо, которое мгновенно изменит соотношение сил и принесёт им если не победу, то хотя бы возможность драться с врагом на равных. Но вопреки мнению скептиков и пессимистов, чудеса иногда всё-таки случаются – и не только в фантастике. Ведь зло не имеет права побеждать. Вот только знать бы, когда и на чьей стороне оно окажется завтра…