Елена Долгова - Маги и мошенники

Я насквозь пронзаю муху пером, словно герой дракона – копьем. Жест символический. Сегодня мой обычно мучительный дар совсем не тяготит меня, хороший сон и ясное утро в Ахене чудесным образом развеяли все тревоги. Я выглядываю-таки в окно и ищу взглядом своего Бенедикта. Мул на месте, зато по единственной пыльной улице Ахена шествует имперский судья Изергим Великий в компании незнакомого монаха. Зачем увязшему в дорожной грязи поселку нужен свой собственный, отдельный судья – великая тайна Имперской Канцелярии. Хозяин гостиницы рассказал мне, что господина Изергима прислали в эти места три года назад, с тех пор справедливый пустил в тощую ахенскую почву прочные и жадные корни. Судья плотен телом, кругл и медлителен, к его лицу накрепко приклеилось брюзгливое выражение. Пришлый монах, в компании с которым шествует блюститель правосудия, напротив, тонок, сух, высок. Впалые щеки и лихорадочный блеск глаз выдают фанатика – такие честны, упрямы и бескорыстны. Череп монаха лыс, край черной рясы истрепался до состояния бахромы.

Парочка скрывается за углом, но я не теряю ее из виду – магическим зрением я прослеживаю путь ушедших. Толстая фигура судьи, прямая, несгибаемая спина его спутника – все это я вижу ясно, словно собственными глазами. Картинка складывается из мыслей встречных прохожих, случайных взглядов людей и животных, тонкой интуиции, обостренной любопытством. Слух в таких делах меня подводит, но я давно научился читать слова по губам.

Странная пара сворачивает к рынку – что бы им там понадобилось? Через несколько минут сомнения не остается, нежная радость утра меркнет, по моей спине змейкой ползет непрошеный холодок. Старик в рясе – несомненный шпион. Доносчик инквизиции не слишком утруждает себя поисками таких типов, как я, он ловит легкую добычу – доверчивых ругателей ближнего. Говорят, два года назад наш государь Гаген Справедливый приказал первому инквизитору Церена освободить всех арестованных богохульников и без шума прекратить их судебные дела. Жители южных провинций горячи и в гневе любят призывать черта либо поминать такие атрибуты Господа Единого, которые могут поставить в тупик любого рьяного богослова.

Н-да… Телега правосудия медлительна. В конце концов схваченных сквернословов набралось столько, что императору стало выгоднее скопом изгнать дармоедов из тюрем Империи.

Впрочем, я отвлекся. За три года милосердие Гагена Святоши успело потускнеть, два живых свидетельства чему как раз в этот момент подбирались к бойкой торговке. Прекрасная горшечница (белобрысая девица с могучей талией, широкими бедрами и сильными плечами парня) попала в крепкий переплет. Ее круглые щеки пылали от гнева, который не смог умерить даже отчаянный страх. Толпа горланила и улюлюкала, радуясь развлечению. Немногочисленные стражи с тупыми алебардами теснили торговцев и хозяек, яблоки и репа из корзин раскатились по земле, воины, поскальзываясь, топтали их подошвами стальных башмаков. Куры, гуси и утки вырвались из плетенок и с пронзительными криками метались под ногами, увеличивая сумятицу. В довершении всего, басом ревел перепуганный ребенок.

Я почувствовал зуд в кончиках пальцев – первый предвестник того странного состояния, которое толкает меня вмешиваться в дела, которые меня, в сущности, совершенно не касаются. Я уже знал, что пожалею об этом, быть может, расплачусь за минутную слабость месяцами скитаний по пыльным дорогам боголюбивого Церена, равно как и знал, что снова не удержусь от соблазна. Я словно бы своими глазами видел жесткую, несгибаемую спину монаха, моталась черная бахрома подола рясы, блестел голый череп. Мне почудилось, что клок бахромы сам собой сложился в кисточку, кисточка эта существовала не просто так – она венчала собою тонкий, голый, упрятанный под черным балахоном хвостик. Шишковатый череп монаха в области темени подозрительно взбугрился парой острых холмиков. Я невольно моргнул – иллюзия рассеялась, я не сомневался, что доносчик – самый обычный провинциальный фанатик. И все-таки…

Я решительно отковырнул крышечку чернильницы, обмакнул перо, счистил с острия пронзенную муху и твердо написал в своем in folio:

«Однажды продажный судья, шествуя на деревенский рынок, встретил дьявола. Служитель правосудия, движимый инстинктивным любопытством и чувством родства, спросил беса о целях прибытия. Уткнувши в капюшон длинное рыло с круглым пятачком, дьявол пожаловался на обильное сквернословие жителей Ахена. Чуть позже он намекнул, что собирается впредь забирать в преисподнюю тех, кто всуе поминает черта.

Жестокий судья возрадовался в душе и предложил бесу услуги, чтобы квалифицированно отделить шутников от истинных сквернословов, мысля про себя всех, кто ни попадется, отправлять прямиком в ад.

Так шли они вместе, когда на широкой и шумной рыночной площади внезапно раздался громкий крик – большая пегая свинья, перепугалась невесть чего, опрокинула тележку с горшками, перебила и растоптала ее содержимое. Хозяин, огорченный убытками, послал свинью к черту и судья, возликовав, предложил дьяволу немедленно исполнять свой долг. Однако бес отказался, не сочтя приговор основательным.

Тогда они пошли дальше, пока не встретили мать, пославшую к дьяволу ребенка, которой запустил кулачок в принесенный на продажу кувшин со сметаной. Бес и на этот раз решительно опротестовал приговор, чем вызвал сильное разочарование судьи.

Обозленный неудачей судейский и зловредный дьявол вновь продолжили свой путь и шли до тех пор, пока не встретили старуху. Старая женщина, сухая и сморщенная от голода, словно копченая слива, принялась упрекать жестокого вершителя правосудия. Сначала она припомнила, как он отобрал ее единственную корову, потом – как обобрал до нитки ее самою и, наконец, как лишил ветхой лачуги, в которой жила эта несчастная. Распалившаяся гневом старая женщина бранилась и кричала, плакала и грозила сребролюбивому судье кулаком, но не произвела на него ни малейшего впечатления. В конце концов, утомившись, она послала судью к черту и побрела прочь, сгорбясь и едва переставляя костлявые ноги.

Едва женщина удалилась, как дьявол оживился и, признав наконец, что слова следует понимать буквально, тут же выполнил желание старухи.

Он взмыл в воздух, отбросил плащ, обнажил крепкие лапы с длинными когтями, схватил судью в охапку и скрылся вместе с ним, словно коршун, уносящий жирную курицу».

Я закончил краткую запись, поставил точку и прекратил магическое подглядывание за событиями. В этом более не было никакой нужды. Смятение, панику и тайное ликование жителей Ахена, на глазах у которых судья Изергим отправился к черту, и так можно себе представить без труда.