Александр Романовский - Цвет ярости - алый

Поднявшись на ноги, безволосый поспешно отошел.

– Возьми, – обратился он к узнику, кивнув на тряпку. – Это для тебя.

Курту и самому стало любопытно. С того самого времени, как он оказался в заключении на Подворье Тарана, ему не давали одежды, за исключением чистых трусов (за гигиеной здесь следили; Хэнк придирчиво замерял, претерпела ли мускулатура “волчонка” изменения после многодневных тренировок). Это не вызывало каких-либо серьезных неудобств, – температура под Куполом всегда держалась в пределах комнатной, в камере же неустанно работали обогреватели. Но коричневая тряпка, принесенная Ножом, менее всего походила на то, что привык носить Курт – когда-то давно, еще в прошлой жизни… Как бы там ни было, любопытство подвигло его оторвать зад от койки и подойти к решетке.

Он нагнулся и поднял темно-коричневую одежду с пола. По мере процесса становилось очевидным, что “тряпкой” вещь отнюдь не являлась. Напротив, это был добротный, надежно сшитый… балахон с капюшоном. Такие хламиды носили в старых фильмах монахи-бенедиктинцы. Остроконечный капюшон был такой глубины, что, казалось, его нижний край опустится Волку на грудь. Длина же всего облачения была такова, что должна была касаться пола, скрывая ноги (или, что вернее, ЛАПЫ идущего) до самых пальцев. Широченные рукава обладали этим же свойством. В общем и целом, впечатление было весьма неоднозначное. Весьма и весьма.

Метафора о Волке в мешке обрастала деталями.

Курт встряхнул балахон, озадаченно качая головой. Хотелось бы ему поглядеть на того гиганта, для которого предназначалась эта штуковина. Но, впрочем, могло быть и так, что Таран сшил одеяние своими руками, руководствуясь собственным же вкусом.

Безволосые, ухмыляясь, глядели через решетку.

– Чего смотришь? – буркнул Нож. – Надевай давай. Шеф сказал, что тебе очень понравится. Ваш брат ведь любил всякие капюшончики, чтобы морды не было видно…

Тут он не ошибся. Всю свою жизнь, появляясь на поверхности, Курт Страйкер натягивал на голову капюшон спортивной куртки. Но зачем Тарану это понадобилось сейчас?

Не говоря ни слова, Курт расправил одеяние. В отличие от традиционных монашеских облачений, эта “ряса” имела разрез почти до самого горла, застегивавшийся при помощи металлических крючков. Расстегнуть их не составляло труда – в какие-то доли секунды. Затем, как предполагалось, балахон должен упасть к ногам под собственным весом. Во всяком случае, Курт так подумал. У него появилось такое чувство, будто его отправляют на показ мод или театральное представление, а не туда, где лилась кровь и гремели мечи. И все же спорить было глупо, да и не имело особого смысла.

Волк надел балахон и застегнул все крючки. Ловкие когтистые пальцы без труда справились с этой задачей.

– Теперь вот это, – сказал Нож.

Он завел руку себе за спину и отцепил от пояса длинную цепь. Затем направился к решетке и опустил находку между прутьев на пол камеры. Курт, не двигаясь, смотрел на толстые звенья. Сперва на него натянули этот дурацкий балахон, теперь вот это…

Тем не менее, звук от удара цепи об пол был совсем не таким, какой издает металл, соприкоснувшись с гладкой твердой поверхностью. Хотя каждое звено отблескивало холодной металлической изморозью. Волк не привык сомневаться в собственном слухе, как, впрочем, и в зрении. Тем интереснее ему показалась загадка.

Курт подошел ближе и поднял цепь. На поверку та оказалась почти невесомой – во всяком случае соотносительно с металлом. На обоих концах располагались широкие кольца, аккурат для запястий. Но без всяких замков или чего-либо еще, что смогло бы зафиксировать руку. Озадаченный Волк поднял цепь к глазам и потянул в разные стороны.

– Осторожнее! – воскликнул Нож. – Это дорогой материал!

Но Курт уже понял, что звенья почти исчерпали предел прочности, хотя для него усилие было самым незначительным. Еще немного, и цепь разлетится на части. Более всего материал напоминал пластмассу или какой-то хрупкий пластик. Цена его, судя по всему, была высокой оттого, что ставить такой бесполезный продукт на поточное производство было нецелесообразно. Цепь изготовили на заказ, выкрасив для убедительности краской “металлик” и местами – желтыми разводами ржавчины.

– А теперь надевай, – сказал Топор. – Шеф сказал, это придаст представлению оттенок театральности. Только смотри, не сломай до срока. Шеф подаст знак, когда он настанет…

Курт повертел цепь в лапах. Та выглядела вполне натурально, а издали могла запросто сойти за настоящую. Вот только Курту совсем не нравилось, что на него, будто на породистого пуделя, стремились навешать цепочек и бантиков. Даже сам Павлов, и тот, наверное, не издевался так над своими подопытными… Таран же, судя по всему, возомнил себя Станиславским.

Споры и возражения смысла по-прежнему не обрели. И потом, Курт и не пытался особо его отыскать. Ему и самому было интересно, что задумал хитрый безволосый…

Однако дало о себе знать природное упрямство.

– А что, если нет?

Нож и Топор переглянулись. Двое других безволосых вовсю таращились на Волка, – они впервые оказались так близко к нему, да и вообще в подземной камере.

– В смысле? – не понял Топор.

– Не надену эту бижутерию, – пояснил Волк. – Что тогда? Сомневаюсь, что Таран дал добро травить меня током – перед самым-то боем. Что дальше? Желаете собственноручно надеть на меня эту штуковину? – Курт тряхнул цепь, как пленник замка Иф. – Прошу.

Безволосые вновь обменялись озадаченными взглядами. Топор подкинул пульт управления на ладони, но не притронулся к клавишам. Ситуация была далека от предписаний “шефа”, не позволявших прибегать сегодня к электрошоку. Но, с другой стороны, пленник отказывался подчиняться приказу, которому Таран придавал такое значение.

Курт, усмехнувшись, избавил увальней от необходимости решать эту дилемму.

– Ладно, – буркнул он. – Чего уж там…

Он просунул лапы в кольца на цепи. И, стараясь, чтобы те не спали с него при каком-нибудь неосторожном движении, натянул на голову капюшон. В нем обнаружились два тонких разреза, аккурат против глаз. Если постараться, через эти захудалые оконца можно было относительно четко различать внешний мир (во всяком случае, его визуальные проявления, потому как звуки и запахи на протяжении всей жизни давали Волку куда более полную картину). Правда, на периферийное зрение надеяться не приходится, а о происходящем за спиной можно будет только догадываться.

Как бы там ни было, внешне его облачение, по-видимому, представлялось довольно экстравагантным. Длинный балахон, волочащийся по полу, с высоким капюшоном и длинными рукавами… Плюс – мрачного вида цепь, болтающаяся на уровне гениталий. Наряд еще тот.