Анна Калинкина - Станция-призрак

сказывала, что такие станции, построенные, а потом по какой-то

причине заброшенные, назывались станциями_призраками. Ню-

та большинство надписей выучила уже наизусть, по ним иногда

на станции учили читать детей. На одной стене было крупно на-

писано «Спартак — чемпион» и нарисован гибрид человека и ги-

гантской летучей мыши. Сбоку наискосок шла надпись «Наути-

лус навсегда». На другой стене часто попадалось изображение од-

ной и той же темноволосой девочки с раскосыми черными

глазами и стильной челкой. Из надписей можно было узнать, что

Машка — дура, что анимэ спасет мир, что здесь был какой-то Же-

ня и что Саша любит Лену. И чуть пониже, в самом углу, была

еще одна надпись. Нюта так часто перечитывала ее, что теперь не

было нужды смотреть — надпись будто намертво впечаталась в

память.

     «Никто не выйдет отсюда живым».

     Кто это написал, когда? Сразу после Катастрофы, когда люди,

запертые под землей, начали осознавать масштабы бедствия?

И поняли, что отныне на поверхности им жить не суждено?

     Вместо неба над головой — серый потолок. Тусклый свет — от

нескольких лампочек. Впрочем, Нюта никогда не видела неба, ей

не с чем было сравнивать.

     Люди вокруг были заняты привычными делами. Женщины,

старики и подростки рыхлили землю на небольших плантациях

шампиньонов, находившихся недалеко от станции в ответвлении-

ях туннелей. Кто-то из них задавал корм сидевшим в клетке кры-

сам. Их, увы, тоже нужно было чем-то кормить до тех пор, пока

они сами не отправлялись в суп. Несколько вооруженных муж-

чин обходили установленные в туннелях крысоловки. Как обыч-

но, ждали с нетерпением возвращения сталкеров с поверхности,

гадали — вернутся ли они в полном составе, и если да, то прине-

сут ли что-нибудь съестное, или им опять не повезет. Повариха

помешивала в большом алюминиевом котле — на обед снова был

суп из шампиньонов, куда для навара кинули несколько крыси-

ных тушек.

     Врач Николай Федорович перебирал немногочисленные ин-

струменты, разложенные на тряпице, которую он условно счи-

тал чистой. На самом деле его куда больше интересовал запах из

котла.

     Все знали, что на врача особо рассчитывать не приходится.

Николай Федорович был противником хирургического вмеша-

тельства. Он объяснял, что предпочитает гомеопатию, хотя мно-

гие подозревали, что на самом деле он просто не умеет опериро-

вать. Зато у него сохранился допотопный прибор для измерения

давления, и лечение он всегда начинал с этой процедуры. Ле-

карств у него все равно почти не было, в основном от головной

боли и от поноса, и то просроченные. Зато он считался непре-

взойденным диагностом. Считалось, что он безошибочно может

установить, от чего умер больной.

     Мимо прошел Верховный в сопровождении двух охранников,

одетых в черное. Был он, как всегда, в плащ-палатке, которая на

нем смотрелась как тога. Милостиво улыбнулся Зое. Нахмурил-

ся, взглянув на Нюту. Крысю даже не удостоил взглядом.

     Зоя шла и чувствовала, как снова наливается бессильным гне-

вом. Эти две девчонки такие хорошенькие. Особенно Нюта. Ког-

да ее нашли в туннеле, это был худенький заморыш, и Зоя вози-

лась с ней, поила отварами — у Нюты еще долго болел живот. Ни-

кто не ожидал, что к восемнадцати она выровняется в светлово-

лосую красавицу, по-прежнему ненормально худую, но с громад-

ными голубыми глазищами.

     «Зачем все это, — тоскливо думала Зоя, — зачем я так возилась

с ней, выхаживала. Пройдет меньше месяца — и ее не станет. Нет,

я пойду сейчас, я скажу ему, что так дальше продолжаться не мо-

жет. Верховный, мать его так! Кому Верховный, а кому просто

Юрка. И кто, кроме меня, может сказать ему правду в лицо. Вот

сейчас и пойду — только глотну чуть-чуть для храбрости».

     Она знала, что никуда она не пойдет. Упущено было то время,

когда он еще подпускал ее к себе, когда до него еще можно было

достучаться.

     Оказавшись в своей ветхой маленькой палатке, она нашарила

заветную пластиковую бутылочку, глотнула из нее и вскоре за-

снула тяжелым, беспокойным сном.

     Девушки, сидя в своей палатке, тихонько разговаривали.

     — Послушай, а откуда она знает, как все будет? — спрашивала

Крыся.

     — Да ведь она наверху жила до Катастрофы — как же ей не

знать.

     — Я не про Солнце. Я про напиток. Откуда она знает, что мы

будем видеть красивые сны?

     — А-а, — махнула рукой Нюта, — так она этот напиток сама

чуть ли не каждый день хлещет, я видела. Это нам с тобой его

просто так никто не даст, а она — другое дело. По-моему, Верхов-

ный ее даже побаивается. А ты разве не догадывалась?

     — Но говорят, что если его часто пить, потом становишься сла-

боумным. Помнишь охранника Гришу? Он же перед смертью

совсем свихнулся.

     — Он не от этого свихнулся. Баба Зоя сказала, что его совесть

замучила. Еще бы — стольких наверх проводил. Помнишь, он си-

дел, все будто руками от кого-то отмахивался, а потом что-то

стряхивал с себя. Она подошла, посмотрела и говорит: «Все, до-

прыгался, упырь. Мальчики кровавые в глазах!» И через пару

дней его мертвым нашли. Сказали — сердечный приступ.

     — При чем здесь кровавые мальчики, если в жертву приносят

только девушек?

     — Не знаю. Баба Зоя часто всякие непонятные вещи говорит.

Их удивляло, что эта женщина, так сердечно к ним относивша-

яся, в то же время не выражает никаких сомнений — по крайней

мере, вслух — в установившемся на станции чудовищном обычае.

Более того — она его как будто поддерживала. Они не понимали,

как все это уживалось в ней. Нюта видела, как, провожая на

смерть девушек, она рисовала в воздухе странные знаки, словно

обереги, и что-то бормотала вслед — то ли молитву, то ли закли-

нание. Это вызывало страшное недовольство Верховного, а кто-

то из охранников однажды прикрикнул: «Опять ложным богам

молишься, старая ведьма!»

     При этом она словно бы с умилением рассказывала им про сам

обряд. Накануне устраивался большой праздник на станции, на-

рядных девушек чествовали, словно принцесс. Веселились чуть

ли не до утра. Потом давали им специальное питье, приносящее

красивые сны, и вели на поверхность. Своего выхода у станции не