Евгений Лукин - Сталь разящая

— Эх, ничего себе! — засмеялся Егор. — Скрывается, что ль, дядь Лень?

— Взял кредит — два миллиона… — ни на кого не глядя, расстроенно ответил тот — и вдруг взорвался: — Козел он! Одно слово — козел! Ведь прекрасный был инженер, работник — золото! Ну и сидел бы занимался своим делом! Нет, понесло его в этот чертов бизнес! Два раза чудом выкрутился!.. Ну, теперь точно пришибут…

— Может, обойдется, дядь Лень?

— Ага! Жди! — плачуще выкрикнул дядя Леня, вскакивая с табуретки. — А ты знаешь, что мне у него на дому сказали? Причем два отражения сразу! Один его пятый год уже корчит, второй — полгода…

— Что сказали?

— А то! Долгов нахватал на триста тысяч! Потому и кредит взял! А головой он своей подумал, как он все это возвращать будет?.. — И Леонид Витальевич Арчеда умолк, хрипло дыша и держась за сердце. Потом полез за сигаретами. Нервно чиркнул отражением зажигалки и, глубоко затянувшись, пустил в серое туманное ничто отражение табачного дыма.

Ветеран зазеркалья дядя Семен давно уже не сводил с него скорбных внимательных глаз.

— Зря… — вымолвил он наконец.

— Так и я говорю, что зря!

— Я не о нем. Я о тебе, — сказал дядя Семен. — Ты чего за грудь держишься? Это ж у него сердце слабое, а не у тебя. Ты еще корвалол прими! А закурил зачем? Ну да, ну да! Чтобы из образа не выходить… За женскими персоналиями принялся ухлестывать… — Вздохнул, сокрушенно покачал головой. — Ой, берегись, Леня! Ой, берегись! Пропадешь… Присохнешь к образу — так при нем и останешься! Мы с Егором только‑только об этом говорили… И чем он тебя так присушил, этот Арчеда, не пойму! Лысый, очкастый…

Отражение Леонида Витальевича Арчеды смешалось и выкинуло едва начатую сигарету.

— Ну так… — жалобно произнесло оно. — Как же иначе‑то? К ним же привязываешься… Помню, после финской войны… — На лице его обозначилась беспомощная искательная улыбка. — …отражал я одного комсомольца, бывшего беспризорника… Техникум с ним одолели, до прораба доросли…

Леонид Витальевич совсем загрустил и, безнадежно махнув рукой, умолк.

— Здравствуйте!

Егор обернулся — и вздрогнул. Рядом с коробкой павильона стояло отражение хрупкой женщины неопределенного возраста, одетое неброско, но современно. С виду незнакомке можно было дать и двадцать пять и сорок с небольшим. Фигура подростка, рыжеватые волосы, бледненькое грустное личико без каких‑либо следов косметики. Хотя левая бровь вроде бы слегка смазана.

В первую секунду Егорке померещилось, что именно это лицо явилось ему в осколке старого зеркала, хотя утверждать что‑либо наверняка он бы, пожалуй, не рискнул: черты в прошлый раз были искажены, да и длилось‑то видение миг, не больше…

Всмотрелся тревожно. Нет, кажется, все‑таки не та. Точняк — не та.

— А‑а!.. — вскричал, оживая, Леонид Витальевич. Вызвав неодобрительное покашливание дяди Семена, выкатил грудь, приосанился, сверкнул очками. — Позвольте представить! Мои, так сказать, сокамерники… Семен Малахов — ветеран, герой Коринфа. Егор — наше молодое дарование… А это — Тома, о которой я чуть было вам не рассказал, но вы, мерзавцы, меня, как всегда, перебили… Тома. Моя, в некотором роде, товарка по несчастью…

— По которому? — осведомился дядя Семен. — У тебя их сейчас, по‑моему, как собак нерезаных.

Очень был недоволен.

— Ну как же? — удивился воскресший Леонид Витальевич. — По самому главному! Тоже, как бы это выразиться, потеряла себя…

Дядя Семен с Егором переглянулись и посмотрели на Тому с сочувствием. Действительно, нет ничего хуже, чем, когда твой оригинал исчезает, не оставив следов, — и поди пойми, на каком ты теперь свете.

— Давно она пропала? — спросил женщину дядя Семен.

— Скоро полгода, — отрапортовал Леонид Витальевич, за что удостоился еще одного неприязненного взгляда.

Егор присвистнул. Его собственный стаж работы в зеркале, как уже было сказано выше, едва перевалил за три месяца.

— Чтобы женщина за полгода ни разу на себя не поглядела? — с сомнением проговорил ветеран зазеркалья. — Ох, не верится… А другие ее отражения что говорят?

— Других нет… — с едва уловимой картавинкой печально произнесла Тома. — Все уже устроились. Кто кем…

— И правильно сделали, — проворчал дядя Семен. — У тебя, девонька, между прочим, бровь поплыла…

— Эта? — испуганно спросила она, вскидывая руку.

— Нет, левая.

— Спасибо… — С сосредоточенным видом Тома принялась оглаживать левую бровь. Восстанавливала.

Егор пригляделся и понял с содроганием, что косметика тут и впрямь ни при чем. Отражение распадается с лица… И стало Егорушке не по себе. Отвел глаза, хотя лучше бы он этого не делал, поскольку взгляд его натолкнулся на расплывшуюся ножку стола. Может, в самом деле, на биржу сходить? Пока не поздно… А то, действительно, переберет наркоты… или от дружков не отмашется…

— Ну, а к нам‑то вы — как? В гости или по делу? — не отставал дотошный ветеран.

— В гости, — сказал Арчеда.

— Нет, скорее по делу… — сказала Тома, все еще нервно оглаживая бровь. — Леонид упомянул… там, на бирже… что ваш ведущий исполняет Полупалова. Василия Полупалова…

— Верно. И что?

— Понимаете, — волнуясь, заговорила она. — Тамара Истрина… — Осеклась, испуганно всмотрелась в лица. — …та, которую я отражаю… отражала… Словом, год назад она встречалась с неким Василием Полупаловым… И вот я подумала… Может быть, это один и тот же…

— Истрина… Истрина… — забормотал, потирая лоб, дядя Семен. — Тамара Истрина… Нет! — решительно проговорил он наконец. — Не слышал. В разговорах не мелькала…

— Ни разу? — недоверчиво переспросила она.

Дядя Семен посмотрел на Егора и Арчеду. Оба с несколько виноватым видом помотали головами.

— Ну, это еще ни о чем не говорит, — поспешил утешить он обескураженную Тамару. — Труппа мы — молодая, работаем всего три месяца… Это тебе надо, Тома, по таким зеркалам побегать, которые уже несколько лет висят. Может, там что скажут…

— Но хотя бы взглянуть на него… — И рыженькая Тамара умоляюще покосилась в сторону серебристо‑серой коробки павильона. Павильон парил в безликом пространстве — тусклый, тихий. Затаившаяся обслуга прислушивалась к разговору.

— На Василия? Зачем? Полгода назад Василия здесь тоже не было.

— Я понимаю… Мне только посмотреть: он или не он…

Отражения переглянулись.

— Да точно не он! — сказал Егор. — Кто бы с ним таким встречаться стал?