Майк Гелприн - Перехват

– Чего хорошего есть? – продолжался традиционный опрос.

– А всё хорошее, – оптимистически заявил сдатчик.

– Отлично, – пойдём с нами, мы больше дадим.

– А вам они нужны, что ли?

– Ну, ты, мужик, даёшь, а чего мы тогда здесь стоим? Какие есть-то?

– Да разные. Нет, вам серьёзно нужны?

– Серьёзно, серьёзно, пошли давай.

Мужика завели в вышеупомянутую парадную, где оба портфеля были немедленно открыты. Мужик не соврал – содержимое отличалось редким разнообразием – был включён весь ассортимент от зелёных пивных бутылок до пузатых фугасов от бормотухи и прозрачных поллитровок из-под водки.

Оборванец выглядел непрезентабельно. Мало сказать, выглядел он настолько непрезентаельно, что иметь с ним дела совершенно не хотелось. Однако пришлось.

– Музузу надо? – спросил оборванец, обдав меня облаком позавчерашнего перегара.

– Нет! – категорично отрезал я. – Ни музузу, ни бузузу не надо.

– Хороший Музузу, – не отставал оборванец. – Может, надо?

– Сказал же, что не надо. Музузу сам читай.

– А мне мужики, что здесь вчера стояли, говорили, что нужен Музузу. Я и принёс.

Я заинтересовался. Раз перехватчики велели нести Музузу, значит, Музузу того стоил.

– Что за Музузу? – стараясь держаться по ветру, спросил я. – Кто написал?

– Написал? – оборванец икнул и надолго задумался. Видно было, что вопрос оказался нелёгким. – Музузу, – выдал он, наконец. – И написал Музузу.

– Может, не Музузу? – расставаясь с последней надеждой, обречённо спросил я. – Может, по-другому как-то?

– Может, – охотно согласился собеседник и просиял. – Точно не Музузу! Мазазун, вот!

– Слышь, может Моозунд? – осенило меня наконец.

– Ну так! Он! – обрадовался оборванец. – Блядью буду, Мудазуд и есть.

Довольно слабый романчик Пикуля «Моозунд» тянул, тем не менее, на толчке верную пятнашку.

– Сколько? – приступил я к деловой части беседы.

– На бутылку.

– Состояние?

– Даже не открывал никто.

– Показывай.

Книга была извлечена из-за пазухи. Да, оборванец не обманул, её действительно не читала ни одна живая душа, и книга находилась в идеальном состоянии. Крупными буквами, золотым по красному, на обложке был обозначен автор – Мао Дзе Дун.

Бородатый здоровяк Юрок, энергичный дёрганый Алик и я в этот пасмурный день стояли на перехвате втроём. Шёл дождь, книгоноши, видимо, сидели по домам, и от нечего делать мы вели неспешную беседу об азартных играх, в которых все трое понимали толк.

– Не о преферансе ли вы говорите, молодые люди? – прервал нашу беседу появившийся невесть откуда гражданин, лысый, с красным носом и круглой, напоминающей поросёнка курносой физиономией.

Мы подтвердили, предварительно осведомившись, не желает ли уважаемый собеседник избавиться от пары-тройки печатных изделий.

Уважаемый собеседник, представившийся Никитой, желал. Более того, он желал вырученные от продажи деньги немедленно проиграть в преферанс. И проделать всё это желал у себя на квартире, расположенной как раз неподалёку. Единственным условием оказалась покупка поллитровки, которую Никита жаждал распить с новыми знакомыми, по его собственному выражению, людьми тонкими, чуткими и одухотворёнными.

Затарившись на всякий случай не одной поллитрой, а двумя, мы вчетвером прибыли на квартиру. Первым разочарованием в ней оказался для нас книжный шкаф. На полках наличествовало собрание сочинений Владимира Ильича в пятидесяти томах, и ютившиеся рядом с ним творения Ильича поскромнее – Леонида. Больше в плане основных перехватнических интересов у Никиты не оказалось ничего.

Неумело оправдываясь, хозяин извлёк из письменного стола две бэушные колоды карт, бумагу, карандаши, и предложил расписать пулю.

Нелестно отзываясь о Никитиных умственных способностях, мы, тем не менее, уселись за стол, свернули пробку первой поллитре и приступили к преферансу. Приступили, правда, втроём, так как Никита, обещая вписаться позже, пошёл на кухню делать бутерброды.

Здоровила Юрок сидел к входной двери спиной, а Алик и я – напротив неё.

Юрок как раз прикупил две морды к мизеру и мучался над сносом, когда дверь в комнату открылась, и на пороге появился Никита, несущий подносик с бутербродами в руках. При этом одет Никита был весьма странным образом. Его наряд состоял из чёрных ажурных чулок, обтягивающих короткие волосатые ноги, и розового бюстгальтера с провисшими чашечками, прикрывающего не менее волосатую грудь. Больше на Никите ничего не было, зато было у него нечто другое. Внушительных размеров мужской половой находился в самом, что ни на есть, возбуждённом состоянии. Мы с Аликом опешили, с идиотским видом наблюдая приближающегося танцующей походкой Никиту.

– В чём дело? – спросил Юрок, сделавший, наконец, снос, и вышедший восьмеркой бубён. – Уснули вы, что ли?

– Д-да т-ты оглянись, – заикаясь, сказал я. – Тут такое…

Юрок обернулся и обнаружил прямо напротив своего рта нечто, отнюдь не приведшее его в восторг.

Истерически заржал Алик. Юрку, впрочем, было не до смеха. Вскочив, он наградил гостеприимного хозяина первой оплеухой. Через минуту не прекращающий дико ржать Алик и я оттаскивали от поверженного наземь хозяина разбушевавшегося Юрка, который беспощадно пинал того ногами.

– Не стыдно вам? – укорял с пола Никита. – Пришли, я вам стол накрыл, принял так хорошо, а вы…

– Да ты не волнуйся, мужик, – не прекращая ржать, подначил Алик. – Сейчас мы пулю допишем, и я сам тебя трахну. Ты иди пока на кухню, постой там раком для разминки.

– Нет, – последовала реплика пострадавшего, – ты мне не нравишься. Мне бородатый нравится, я только ему отдамся.

Тут не выдержал и я. Мы с Аликом разразились таким гоготом, что на ногах стоять уже не могли. Мы корчились в конвульсиях от непрекращающегося ржанья, пока бородатый объект сексуального интереса отвешивал влюблённому отборных пиздюлей.

В результате хныкающего Никиту было решено запереть в ванной, а самим докончить пулю. Ванну забаррикадировали – подтащили буфет, взгромоздили на него этажерку, и подпёрли сооружение стиральной машиной. С полчаса узник бесился, бил кулаками в дверь и плакался, а потом притих. Мы расписали пулю, рассчитались, открыли вторую поллитровку и начали новую пулю, когда идиллия внезапно оказалась прервана приходом Никитиной жены. Почтенная дама выглядела так, что классическая мадам Грицацуева имела бы по сравнению с ней бледный вид. В общем, она могла смело устраиваться на работу в кабак в качестве вышибалы.