Ветер Безналежный - Путь Искателя

   Подъём на холм предстоял не особо долгий, но изнурительный и нудный. Склоны возвышенности заросли мощными скоплениями  кустарника, густого, тёмно-ржавого цвета . Деревья изгибали свои стволы и ветви самым невозможным образом, не желая расти правильно и аккуратною.

Завод был уже намного ближе, давя своими стенами, из-за которых были видны крыши особо высоких строений внутри, за оградой.

Небо, по которому неспешно текли янтарные облака, выглядело особенно низким и тяжёлым. 

Шли, как оказалось, всего пятнадцать минут, но подъём был крайне утомительный. Ноги не хотели ступать дальше по жиденькой траве, отказывались идти к заводу, который через несколько минут уже нависал, пугая не своим видом, а чем-то особенным, непонятным.

Ничего особенного за эти минуты, тягучие и унылые, не произошло, лишь один из бойцов локализовал пару аномалий гравитационного происхождения. Аномалии были совершенно не заметны, притаившись в глубине ветвей и высоких стеблей травы. Прозрачные сферы, по которым словно волны проходят - кто же такое заметит?

    К стене завода были привалены бетонные плиты, заросшие густым мхом, который наверняка был насыщенного изумрудного цвета, но из-за «фильтра» выглядел земляного, коричневого цвета. Что-то неестественное во всей этой картине маслом. Что именно, Алексей понял спустя несколько минут, в течение которых притихшие люди осматривали завораживающий и одновременно пугающий пейзаж окрестностей завода. «Стена абсолютно чистая, а ведь за такой срок она должна была, как и плиты,  зарасти мхом, растения должны были захватить каждый квадратный сантиметр её бетонной поверхности».  Но ни вьющихся стеблей, не вездесущих бурых кустов не было видно. Просто голая поверхность.

  Группа прошла до старых гаражей, один из которых был открыт. Настежь распахнутые двери представляли взгляду пугающую темноту. Командир посветил фонариком внутрь. Ничего особенного, лишь пылинки танцуют безумные танцы в луче света, гонимые слабыми дуновениями ветерка. Ствол автомата несколько раз дёрнулся, полоснув непроницаемую для слабого луча фонаря черноту по диагонали, разорвав повисшую над территорией давящую тишину. Для верности, ведь неизвестно, что там, в черноте, наполненной радиоактивной пылью, прячется. Пули гулко ударили по проржавевшей обратной стенке гаража, прорезав темноту, опрокинув на землю какие-то ящики и железяки.

- Небольшое повышение радиационного фона, но оно в принципе не опасно. Замеры напряжённости полей будем проводить тут.  Константин Игнатьевич, приступаем,- обратился бритый учёный сначала к Александрову, а затем к своему коллеге в шлеме.

  Троица завозилась со своим оборудованием, упакованным в герметичные блестящие контейнеры. Что-то несколько раз щёлкнуло, пикнуло, а затем они погрузились в зелёное свечение экранов своих мудрёных приборов, изредка обмениваясь короткими фразами.

Ветки кустов зашуршали листьями, а потом раздался треск ломаемых сучьев и веточек.

Александров поднял указательный палец вверх, призывая к бдительности, вскидывая автомат и переводя его на автоматический огонь. Его примеру последовали остальные бойцы. Сучья вновь затрещали, открывая вид на рычащую и размахивающую руками опасность. Снорков было пятеро, и выглядели они куда агрессивнее своих болотных собратьев. Прыгнули почти что синхронно, только один, оборваннее и грязнее всех остальных, самую малость замешкался перед акробатическим прыжком.

  Четыре ствола тоже ответили одновременно, откинув двоих мутантов с распоротыми пулями животами. Три массивных тела мелькнули в воздухе, а спустя мгновение Лугов, от которого фортуна отвернулась окончательно, был привален к жухлой траве их общим весом. На этот раз лейтенанта не спасли ни кевларовая броня, ни шлем. Уродливые руки обрушились на него, нанося страшные по силе и по последствиям удары. Человек кричал, пытаясь защититься от наседающих монстров. Стрелять никто не стал, боясь собственноручно убить Лугова. Крик захлебнулся в урчании мутантов, почувствовавших кровь. Они уже не слышали выстрелов, полностью поглощенные увлекательным занятием под названием «питание», пытаясь оттолкнуть конкурента и ухватить лучший кусок самому. Автоматы били в спины, сквозь кожу которых был частично виден позвоночный столб, выплёвывая на землю стреляные гильзы. Лишь спустя две минуты движение спин прекратилось. Снорки были мертвы. Но был мёртв и Лугов. Командир с усилием стащил с тела Лугова мутантов, зубы которых были в крови жертвы. Сам же вид жертвы вызывал рвотные  позывы, поскольку лицо лейтенанта было полностью изорвано, искусано и исцарапано, а от внутренних органов наверняка осталась точно такая же каша. По спине пробежала какая-то неприятная волна, сжимающая всё внутри. 

   Руки Александрова сжались в кулаки, на лице была ярость, исказившая черты лица. 

-В охранение! Стрелять без предупреждения самостоятельно, - приказал он, осматриваясь. 

Следующая пара минут прошла без особых потрясений,  перемежаемая потрескиванием научных приборов, редкими возгласами самих учёных и шумом ветра, гонящего по земле сухую взвесь из пыли, старых листьев и чего ещё.

  А спустя эти две минуты отдыха за кустами замаячили две тёмные фигуры. Бойцы автоматически вскинули «Абаканы», морально готовясь к очередному прыжку этих страшных акробатов. Командир отрицательно покачал головой, призывая смотреть.

Фигуры приближались, испытывая на прочность нервы спецназовцев. Приближались они неспешно, шли медленно, поступательно. Непонятно что двигалось к бойцам. Наконец, обе фигуры начали проламываться сквозь бурые заросли. Все ожидали развязки.

-Меркин, - заворожено произнёс Рыбаков, глядя на одну из фигур.

-И Ивановский,- почти прошептал командир, отведя глаза.

    Пропавшие три дня назад бойцы охраны лагеря объявились собственной персоной – рядовой Ивановский и сержант Меркин. Только как-то очень странно объявились.

Двигались они плохо, спотыкаясь на одну ногу, а вторая волочилась по земле. Головы повернуты пугающим образом, глаза абсолютно безжизненные, стеклянные, смотрящие прямо перед собой. Руки безвольно висели, а лица исказила лишенная смысла гримаса.

Бойцы шли вперёд, губы, бескровные, синие, шевелились, произнося какой-то бред.

Увидев или почувствовав бывших товарищей, Ивановский обвёл их долгим немигающим взглядом своих бессмысленных глаз, начав что-то усиленно бормотать. Во взгляде не осталось ничего человеческого. Только тупая животная злоба. Оружие осталось только у одного Ивановского. Меркин ли, или то, чем он стал, протянул синюю руку вперёд.