Dragon Marion - Не люби меня

— Привет, Генри.

— Слушай, Вилли, тебе надо уходить отсюда. Идём, я помогу тебе перелезть.

— Но они меня опять поймают, — Вилли шмыгнул носом.

— Я что-нибудь придумаю, чтобы тебя не забрали, но сейчас надо уйти. Пошли, а то меня поймают и прогонят.

Вилли послушно дал ему руку, и Генри потащил его обратно в Чёрный квартал.

Теперь надо было что-то делать. Бульдоги прочёсывали КЗБ часто и без предупреждения. Таким образом, надо было говорить с родителями. Это, конечно, дело нелёгкое, потому что после отказа помочь в поисках сына они считали всех, связанных с властью и народом Зелёного Мыса, своими личными врагами. Истерики типа «уйду из дома!»- Генри знал — не для них. Надо было придумать что-то новое.

Дома он никак не мог успокоиться. Ёрзал на стуле, мучился. Наконец, мать не выдержала:

— Генри, помочь тебе вытащить занозу?

— Мама, у меня проблема.

— Какая?

— Ну… как тебе сказать… — Генри решил вступить на путь откровенного разговора, так любимого родителями. — Я не знаю, что мне делать. У меня раскол в понимании мира. Понимаешь, я знаю, что Дети Дракона здесь — враги, и жить они должны, защищаясь. Но от всех ли следует защищаться? Может, с некоторыми из них можно жить?

— Генри, — сказала мать, — некоторые из них действительно делают вид, что протягивают нам руку помощи, но всё равно в их душах живёт ненависть к нам.

— А откуда она берётся?

— От воспитания, сынок. Она у них в крови.

— Но если воспитания нет?

— Как это — нет?

— Ну вот так. Если у человека нет семьи, если он совсем ещё ребёнок и ему надо помочь?

— Генри, во что ты вляпался?

Генри набрал побольше воздуха и рассказал матери всё про Вилли. Она долго молчала, потом села с ним рядом:

— Видишь ли… Я, конечно, рада, что у тебя отзывчивое сердце и ты всегда готов протянуть руку помощи. Но… Что ты собираешься делать?

— Вот об этом я и хотел с тобой поговорить. Оставить его в подвале нельзя, снова заберут. В детдоме… ты же знаешь, как там люди живут. В КЗБ

лучше.

— Так чего ты хочешь от меня?

— Мама, я только хотел посоветоваться.

— Но, я надеюсь, ты не собираешься привести его к нам домой?

Генри молчал. Мама задумалась.

— Сколько ему лет?

— Пять, наверное.

Она ещё помолчала.

— Что ж… Не бросать же его, в конце концов, когда ты уже помог ему и он надеется на тебя.

Генри улыбнулся. Он знал, что только воздействуя на сентиментальное сердце матери, можно чего-то добиться. Об отце он уже не беспокоился — это была её забота.

Через два дня Вилли появился в их доме. Прожил он у них не очень долго. Или это время летело так быстро? Генри и не заметил, как вырос. Вилли ходил за ним по пятам, влюблённо глядя на него. Генри видел это и оттого ещё выше держал голову. В нём действительно было чем восхищаться. Резкие, словно точёные, черты, несколько сглаженные нежностью кожи, крупные чёрные кудри и пронзительный, острый, иногда насмешливый взгляд чёрных глаз создавали лицо, которое, увидев раз, забыть было невозможно. Генри очень следил за своей фигурой и стилем своей одежды; одевался он обычно в чёрное, оживляя одежду какой-нибудь деталью, или в сочные, наполненные цвета, костюм выгодно облегал его фигуру, подчёркивая по-женски тонкую талию. Он много экспериментировал с причёской-то отращивал кудри до плеч, то обрезал их — и вообще очень много возился со своей внешностью. Родители ворчали, что он переводит деньги и время, что лучше бы ему посидеть в библиотеке за книжкой, чем у зеркала с пенкой для волос в руках. Зато в классе он быстро стал лидером, учителя относились к нему благосклонно, соседские мальчишки

мечтали с ним дружить… Вот что делает красота! И, надо сказать, Генри использовал её на каждом шагу. «Только дурень, — считал он, — может идти в библиотеку, когда можно улыбнуться учительнице — и она не устоит». Однако, он вовсе не был неучем. К своей красоте он прилагал старание в овладении предметами — впрочем, только теми, которые ему нравились. Запуская историю и географию, он подолгу читал книги по литературе, решал усложнённые задачки по математике и не давал покоя учителям химии и физики вопросами о причине неудачи очередного опыта, чуть ли не дружил с физкультурником, так как считал его предмет необходимым для поддержания красоты своего тела.

Аттестат Генри получил с отличием.

Не знал он, когда стоял на пороге школы с букетом в руках — первые цветы, которые подарила ему женщина-директор школы, — что закончилась его спокойная жизнь, что скоро всё круто переменится.

Лето бушевало в Чёрном квартале. На Зелёном мысе не было снега, но летом растения устраивали фейерверк разноцветия, распускались за одну ночь, поражая неожиданностью и точностью выстрела, направленного в глубину сердца, пробуждая чуткость и восхищение прекрасным.

Генри, освещая красотой поющее лето, шёл по улице. Особой цели у него не было, он просто упивался пением птиц и улыбался солнцу.

Как вдруг его окликнули.

Со странным чувством, торопливо, словно боясь упустить свою судьбу, юноша повернулся.

На улице стоял элегантный молодой человек, одетый богато, с роскошью, и улыбался. Генри с тревогой всматривался в него.

— Джон?!

Рассмеявшись, тот подошёл к юноше и протянул ему украшенную перстнями руку.

— Здравствуй, малыш. Ты всё в КЗБ?

— Боже, Джон, откуда ты взялся? Что с тобой стало? Где ты сейчас?

— Долгая история. Идём, сядем в нашем сквере.

— Нет, пошли лучше на берег.

— На поваленное дерево? Идём.

И снова, спустя несколько лет, они сидели на берегу, обнявшись, и Джон рассказывал невероятную историю.

— Я действительно попал в эпицентр погрома. Меня ранили, и я чувствовал, что долго не выстою. В это время вдруг ворвались какие-то люди, и я упал. Успел ещё почувствовать, как кто-то подхватил меня на руки, и увидеть встревоженный взгляд чёрных глаз, обращённый на меня. Потом я потерял сознание.

Пришёл в себя в больнице. Рядом со мной был тот же человек, который подхватил меня. Он тогда как раз зашёл ко мне. Это был никто иной, как Гаральд, вице-премьер. Тот самый, назначение которого вызвало столько пересудов. Не знаю, чем я приглянулся ему, но мы подружились. Гаральд властен, самолюбив, но — одинок. У него хорошие дружеские отношения с королём, но настоящего друга у него не было.

— Но почему ты не приходил?

— Хотел встать на ноги, быть чем-то, прийти со щитом, а не приползти, зализывая раны. Тщеславие, это влияние Гаральда. Я работал с ним, помогал в работе. Так и пролетело несколько лет. Потом, когда к Гаральду попривыкли, он решил помочь таким, как он, в борьбе за признание своих прав. Тогда основным девизом было «Уменьшим преступность!», и он решил доказать эффективность Детей Дракона в этом деле и то, что преступления совершаются не только ими и не должны с ними ассоциироваться. Ты, наверное, слышал о Гаральдовском спецназе.