Кристофер Макнамара - Горец II

Нет, в ложе действительно сидел тот, кто и должен был сидеть.

— Да, это он. — Мужчина опустил бинокль. — Все в порядке. Ему полагается. За ним многое зарезервировано на всю жизнь — и эта ложа в том числе…

Возмущение женщины при этих словах еще более усилилось.

— А почему это ему полагается, а нам — нет?!

— Ну… — мужчина в затруднении пожал плечами. — Я же говорю — это старик Мак-Лауд! Как-никак спаситель человечества… Да ты должна помнить

— эти события всего двадцать пять лет назад происходили, тебе тогда было…

— Не вздумай напоминать мне о моем возрасте! Оч-чень любезно с твоей стороны! — Женщина на некоторое время замолчала. Однако ненадолго.

— Так кто это, ты сказал? — спросила она тоном ниже.

— Мак-Лауд! — процедил муж или любовник сквозь зубы.

— А…

— Ну, вспомнила, наконец?

— Да… Кажется. Он что-то там изобрел… Не помню, что.

Мужчина едва удержался от того, чтобы не выругаться вслух.

— Да, ты еще глупее, чем я раньше думал…

Впрочем, эту фразу он тоже не решился произнести вслух…

И еще один человек следил в этот момент из зала за одинокой фигуркой в ложе.

На какое-то мгновение их глаза встретились, и человек нерешительно помахал рукой, пытаясь привлечь к себе внимание. Но не преуспел в этом.

Взгляд старика на какой-то миг задержался на нем, но тут же скользнул дальше. Чистый, ясный, ПУСТОЙ старческий взгляд.

Человек в зале — это был доктор Найман — вздрогнул от неожиданности.

«Как же он сдал… Настоящая человеческая развалина».

Найман и сам уже не позволял себе забыть о собственном возрасте — но его старость не сопровождалась дряхлостью. Во всяком случае, пока не сопровождалась… Он по-прежнему был одним из крупнейших на Земле специалистов в своей области. Правда, корпорация «Шилд», сотрудником которой он все еще числился, уже лет пять как старалась не допускать его к серьезной работе.

Но это объяснялось своими причинами, вовсе не связанными с утратой трудоспособности…

Наверное, именно поэтому вид Мак-Лауда потряс его. Ведь тот был моложе, чем он, Алан Найман. Или нет?

«Странно — столько времени знаком с человеком, а так и не удосужился узнать его возраст».

Во всяком случае, при их первой встрече — тогда, давно, более четверти века тому назад, — Карл выглядел очень молодо. От силы лет на тридцать. Доктор Найман (тогда сорокалетний) даже удивился, как этот мальчишка успел набрать в научном мире вес, достаточный, чтобы возглавить проект, равного которому не было в истории планеты.

Впрочем, руководитель проекта — должность почти номинальная. Основную научную работу придется вести не ему…

По крайней мере, так думал доктор Найман. Но вскоре ему пришлось узнать, насколько он ошибался…

…А действительно — как он сумел возглавить Проект (да, именно с большой буквы)?

Он и сам не мог бы ответить — как. Возможно, ответ знал Рамирес.

(Рамирес? Ра-ми-рес… Кто это?)

Он не мог вспомнить, кому принадлежит это имя.

И все же откуда-то из затянутых белесой мглой глубин памяти пришел образ: седой, но легкий в движениях человек, слово которого так же остро и безошибочно, как его меч, а в уголках глаз собрались веселые морщинки.

Рамирес… Санчос де ла Лопес де Рамирес по прозвищу…

По прозвищу…

Ведь было, было у него прозвище, напоминающее не звон золота, а звон стали, такое же легкое и ясное, как он сам?!

Нет, не вспомнить прозвища…

Ладно, потом.

Тогда Рамирес сказал так:

— Теперь, когда ты остался совсем один, — за твоими плечами стоит сила всех. Такая сила, которую даже трудно представить…

И еще так сказал он:

— Ты, именно ты теперь поможешь людям по всей Земле понять друг друга.

Или не так он сказал?

Или это сказал не он?

Действительно — не мог говорить Рамирес «…когда ты остался совсем один…»! Не дожил он до этого времени!

Но слова застряли в памяти, а вместе со словами — интонация: дружеская и одновременно чуть насмешливая. Так умел разговаривать только один из людей, встретившихся на его пути. На Пути…

Кто бы ни сказал это — давно мертвый Учитель, внутренний голос или даже Голос Свыше — он оказался прав.

Сила — это мудрость. Мудрость — это знания. Если угодно, наука, но не только она. Для того, кто стоит на Пути, не существует препятствий. Путь же проходит сквозь все, сквозь любую сферу человеческой деятельности.

Он стоял на Пути.

Фехтование, живопись и поэзия — несравнимые вещи. Но подлинный Мастер (именно Мастер — не рубака, не маляр, не рифмоплет) слагает сагу или короткое стихотворение-танка столь же легко и безошибочно, как рассекает врага на поединке — от плеча к бедру одним взмахом, и срубленная половина тела валится наземь раньше, чем ударит кровяной фонтан из открывшихся артерий.

Или — с такой же легкостью — Мастер создаст картину, не отрывая кисти от холста, одним движением.

Он был Мастером, Мастером, каких еще не бывало.

Поэтому поставить и решить научную проблему для него было не труднее, чем сплотить, направить в одно русло усилия разношерстной, ершистой и обидчивой массы юных (и не очень юных) гениев. А эти качества редко совмещаются в обычном человеке.

Строго говоря, в обычном — почти никогда. Можно даже без «почти».

Поэтому именно ЕГО палец завис над красной кнопкой, когда НАСТАЛ ДЕНЬ.

…Да, пожалуй, это и был ответ…

Палец его завис над красной кнопкой.

— Это последний шанс для Земли! — надрывался телевизор. — Мы знаем, мы верим — наша планета будет спасена! — Диктор словно творил молитву или заклинание, завораживая как себя, так и своих слушателей.

— Выключите эту коробку! — истерично крикнул кто-то из ученых. — Слушать же невозможно! Какой кретин вообще врубил ее на полную громкость?!

Это была разрядка. В тот же миг, подхваченный общей страстью, кто-то,

— может быть, тот, кто кричал? — подхватив тяжелый табурет, с размаха швырнул его на звук.

— Этот день — «день, который спасет Землю», — не будет забыт сотни лет, — ликующе выкрикнул телекомментатор. — Миллиарды людей, что придут за нами…

Потом был звон и экран брызнул осколками толстого дымчатого стекла. И все стихло.

Кто-то напряженно расхохотался.

— Поделом… — негромко сказал Карл.

Алан Найман кивнул.

— Этот день не будут помнить сотни лет… — меланхолично проговорил он. — Если все пройдет успешно, эти самые «миллиарды» забудут его через одно-два поколения. Таково уж свойство человеческой натуры.

Мак-Лауд испытующе взглянул на него:

— А если?..

Найман усмехнулся: