Андрей Щупов - Ваше слово, мсье комиссар!

— Разумеется, босс, если вы просите.

— Только попроще, Горбик, без этих твоих заумных словечек…

— Конечно. Можно обойтись и без специальной терминологии, — губы ученого растянулись в ядовитой усмешке. — Видите ли, господин комиссар, в своих исследованиях я и впрямь натолкнулся на весьма интересный феномен — явление, отчасти напоминающее биологическую сублимацию…

— Ну вот, — вздохнул Байяр. — Началось, мация-сублимация…

— Можно назвать это болезнью ускоренного отторжения, — торопливо поправился Горбик. — Сначала опыты проводились с фрагментами живой ткани, а после были перенесены на людей. Но я хотел сказать, что это и впрямь напоминает болезнь. Сразу после введения в желудок или внутривенно критической дозы моего вируса, у пациента начинает наблюдаться то самое отторжение. Но отторгается не сам вирус, а пораженные ткани. И человек начинает терять молекулы и атомы, стремительно испаряясь, сохраняя однако при этом все свои основные пропорции. Происходит занятная вещь. Зараженный организм с колоссальной скоростью оптимизирует хромосомные последовательности и генокоды, вторгаясь в субатомные слои и по сути создавая конструкции более тонкой организации, а потому и более живучие. Совокупность биоколоний, составляющих естество человека, становится, если можно так выразиться, более мелкопористой. Уменьшаясь в размерах, человек, видимо, не погибает до самых последних мгновений, что, впрочем, чрезвычайно сложно проверить. И все-таки я полагаю, что процесс этот не тянется бесконечно. Закон минимизации носит скорее всего экспотенциальный характер, и где-то на субатомном уровне вирус становится безвредным, процесс замедляется, отторжение сходит на нет.

— Как видите, комиссар, это даже не убийство! — ликующе вмешался Байяр. Покрытая рыжеватыми волосками рука его любовно погладила лаковую поверхность стола. — Мы организуем жертвам своеобразное путешествие в молекулярные миры. И заметьте, не берем за это с них ни цента!

Телохранители мафиозо привычно расхохотались. Чувство юмора босса было ими хорошо изучено, и когда можно смеяться, а когда нет, они определяли безошибочно.

С неприятным выражением на лице Горбик потянулся к комиссару. Очевидно ему не терпелось поскорее приступить к эксперименту. Сколько он, черт возьми, провел их за свою обезьянью жизнь?!.. Монг рванулся из кресла. Для своих лет он находился в прекрасной форме и вплоть до последних месяцев регулярно посещал клубы восточных единоборств. Мыском правой туфли он отфутболил Горбика в сторону и плечом ухнул в грудь ближайшего гориллы. Затрещал сокрушаемый антиквариат, и гневно загомонил Байяр. Вероятно, комиссар сумел бы справиться с этими увальнями, но скованные руки — это уже не руки, а обуза, и ситуация складывалась для него не самым благоприятным образом. Он уклонился от летящего в лицо кулака, пнул в ответ ногой, но и сам угодил под свирепый удар. Трое обозленных телохранителей облапили его со всех сторон, силой усадив обратно в кресло. Горбик, в пылу схватки выхвативший из мусорной корзины револьвер, под взглядом хозяина быстро остыл и со смирением положил оружие на край стола.

— Я только хотел попугать его, босс…

— Не надо, Горбик. Ты напугаешь его иным образом.

— Твари! — Монг лягнул кого-то из горилл и немедленно получил зуботычину.

— Так… — поднявшийся Байяр хмуро глядел на треснувший дубовый шкафчик. — Одну вещь вы мне все-таки испортили! А ведь я предупреждал! Я был столь снисходителен!.. — приблизившись к креслу, он наотмашь хлестнул по щеке полицейского. — Что ж, Горбик, действуй. Теперь он в полном твоем распоряжении.

Все еще держась за низ живота, скрюченный ученый подковылял к комиссару. Рука его метнулась к лицу Монга, в пальцах была зажата та самая ампула.

— Не упрямьтесь, мсье комиссар, глотайте, — Байяр холодно улыбался. — Теперь вы знаете все, а за знания, как и положено, приходится платить. Ваших подопечных мы не убивали. Мы лишь подсыпали через коридорных и слуг лекарство Горбика — в суп, в вечернее питье, а на утро, когда вы топали сапожищами по комнатах в поисках свидетелей, они, возможно, еще бегали где-нибудь под вашими ногами. Но увы, заметить их было уже сложно. Разве что в какой-нибудь микроскоп…

И снова охрана Байяра захихикала. Впрочем, уже не столь единодушно и оживленно. В короткой стычке двоим из них основательно досталось. Кроме того они по-прежнему вынуждены были удерживать на месте вырывающегося из рук комиссара. Однако, как Монг не сопротивлялся, ему все-таки разжали зубы, и содержимое ампулы оказалось на языке. Из поднесенного графина в рот хлынула вода, и он вынужден был сделать глоток.

— Вот и все, дружище Монг. Для нас игра закончена, для вас она только началась. Поверьте мне, кое в чем я вам даже завидую. Как ни крути, вам суждено увидеть этот мир таким, каким никогда его не увидеть нам, — Байяр склонил набок голову. — Может, что-нибудь скажете напоследок, а? Ваше слово, мсье комиссар!..

Однако полицейский молчал. Его наконец-то отпустили, и этому были, очевидно, причины. С напряжением Монг прислушивался к себе, ожидая резей в желудке, головокружения, других болезненных симптомов. Но ничего пока не происходило. Лишь ныла от безжалостных пальцев горилл челюсть и гулко колотилось сердце в предчувствии скорого конца, пугающей неизвестности.

— Что ж, — подытожил Байяр. — Будем считать, что от последнего слова вы отказались. Тем хуже для вас, — очень скоро возможность общаться с этим миром для вас окончательно пропадет…

Мордашка Горбика прыгала и кривилась где-то там за пеленой век. Облепленные дорогими картинами стены дрожали от хохота горилл.

Монг сидел, зажмурившись, не в силах произнести ни звука. Ужасное все-таки свершилось! Вернее — начинало вершиться. Голос, который он услышал, собираясь ответить самоуверенному мафиозо, поверг его в шоковое состояние. Полицейский говорил теперь почти также пискляво, как и этот полоумный ученый! И это казалось тем более ужасным, что он до сих пор не мог поверить всему тому, что ему рассказали. Монг и мысли не допускал, что россказни Байяра и Горбика могут оказаться правдой. Слова их были нелепицей, лишним поводом поиздеваться над представителем правопорядка. Так он считал еще пять минут назад, а сейчас…

Комиссар явственно ощущал чудовищные перемены, затронувшие его тело. Все и впрямь раскручивалось чрезвычайно стремительно. С пугающей неотвратимостью ноги Монга отрывались от пола, возносясь вверх, а руки на подлокотниках уже лежали также вольготно, словно находились на двух гладко обтесанных бревнах. Костюм съеживался и оползал, коробился на плечах и в поясе. А кругом заходились в басовитом хохоте гориллы Байяра.