Натан Темень - Двойной кошмар

Мужчина хрипло откашлялся, выбирая грязноватыми пальцами из бороды сухие травинки. Шагнул вперёд, загородив даму. Оглядел глюка и неожиданно гулким голосом спросил:

— Вы кто такие?

Ромка зажмурился. Видимо, сотрясение мозга оказалось сильнее, чем он думал. Голос этого чужого мужика отдался в голове болезненным эхом. Словно по пустому чугунку ударили палкой. Наверное, поэтому слова его показались скомканными, как будто у собеседника странный дефект речи.

— Мы есть хотим, - меж тем говорил нахальный глюк, глядя на низенького, широкоплечего мужика сверху вниз. – И выпить бы не мешало.

Мужчина крякнул, оглянулся на свою женщину. Та стояла позади, скромно сложив руки на животе, и Ромка заметил, как она лукаво стрельнула глазками в сторону его глюка.

У него, несмотря на духоту, от которой пот уже катился по лицу, холод продрал позвоночник. Всё очень плохо. Натуристы видят его галлюцинацию, и даже говорят с ней. Это значит… Ромка напряг память, забитую сведениями из учебников по медицине. Это значит… Короче, плохо его дело. Впору кричать «караул!» и примерять смирительную рубашку.

Затрещали ветки, зашуршали листья, и прямо над ухом зажмурившегося Ромки заорали:

— Дядька Толстопуп! Дядька Толстопуп! Наших бьют!

Если б у Ромки после всех испытаний сегодняшнего дня что-то осталось внутри, он бы опозорился. А так он только подпрыгнул на месте и уставился на источник ора. На полянку выкатился мальчонка, росточком Ромке по пояс, и заплясал вокруг коренастого мужика:

— Наших бьют, дядька, скорее, скорее!

«А кто у нас наши?» - машинально подумал Роман, удивляясь попутно терпению кудлатого натуриста. Малец только что обозвал того толстопупым. А мужик даже ухом не повёл.

Дядька в ответ на вопли мальца только крякнул, пригнулся и полез в шалаш. Пошуршал там и выбрался наружу с каким-то тряпьём в руках. Деловито обмотал тряпьё вокруг талии и выхватил из гущи веток, из-под козьих шкур, прикрывавших шалаш, увесистую дубинку. Дубинка имела бывалый вид, и в руке мужичка смотрелась очень внушительно.

— Опять Лохматые? – хрипло спросил натурист, супя брови на мальчонку.

— Они самые, дядька Толстопуп! – заверещал малец, только что не катаясь колесом от нетерпения. – Там они, за ручьём! Целой ватагой набежали! Меня дядька Белоглаз к тебе прислал!

— Пошли! – буркнул мужик, и половчее перехватил дубинку. Женщина шагнула к нему и погладила по потной руке. Мужик дёрнул плечом, всем видом показывая, что ему теперь не до баб. И шагнул с поляны, мгновенно исчезнув за кустом. Только ветки качнулись. Малец бросился за ним.

Ромка потоптался возле костра. Женщина смотрела вслед ушедшему мужчине. Примолкнувший было глюк воровато подступил к ней, и проворковал, положив ладонь на дамскую талию:

— Красавица, не угостишь водичкой?

Красавица оглянулась на нахала, смахнула его ладонь и полезла в шалаш. Глюк сунулся было за ней, и отшатнулся. Прекрасная дама проворно вылезла наружу, и в руке у неё оказался остро заточенный ножик. Ножик был тусклый, слегка изогнутый к концу, и имел страшноватое, зазубренное лезвие.

Женщина привычным жестом спрятала нож в складках ткани, обильно наверченной на бёдрах. Повела глазами на Ромку, перевела взгляд на его нахального двойника, и неожиданно подмигнула. Потом решительно двинулась вслед ушедшему в лес любовнику.

— Нет, ты видел? – глюк присвистнул, и завертелся на месте на манер давешнего мальца. – Как она мне подмигнула!

Он вытянул из шалаша палку, сотрясши всю конструкцию, постучал о колено.

— Сойдёт, – и бросился вдогонку за женщиной.

— Стой! – завопил оставленный на произвол Ромка. – Куда!

— Куда, куда, закудахтал, - пропыхтел глюк, ломясь через кусты, - куда надо. А ты оставайся. Без тебя обойдёмся.

Роман стал продираться за ним, стараясь не потерять из виду тощую, гибкую спину нахального глюка. В конце концов, что он теряет? Если это бред, и на самом деле Ромка лежит сейчас в лесу под сосной или на больничной койке, то не всё ли равно, за кем бегать? Мокрому дождь не страшен. Альтернативный вариант Ромка старательно задавил в зародыше.

Двойник шуршал впереди, Роман топал следом. Они выскочили на узкую тропинку, петлявшую меж деревьев, и побежали по ней. Утоптанная земля звенела под босыми пятками, бежать стало удобней, и они почти нагнали женщину.

Прекрасная натуристка оказалась прыткой, и бежала впереди, развевая юбками, как хороший спринтер. Возле узловатого дуба, раскинувшего толстенные ветки над тропинкой, женщина свернула и, подобрав подол, лихо перепрыгнула через ствол поваленной сосёнки. Они с разбега едва не пропустили поворот, и Ромка налетел на своего двойника. Тот отпихнул Ромку и скакнул следом за прыткой дамой. Тот перебрался вслед за ним через шершавый ствол.

Впереди появился просвет, и они вылетели на покрытую кудрявой травкой полосу земли. Полоска травы обрывалась у ручья, бурлящего у торчащих возле берега валунов. Там было нечто вроде запруды, вода скапливалась у камней и стекала шумной, брызжущей струёй в круглое озерцо. Трава у озерца была обильно утоптана острыми раздвоёнными копытцами. Истерично блеющие овцы бегали кругами, подгоняемые шустрым мальцом.

Всю эту идиллическую картинку Роман охватил одним взглядом. Картинка эта была бы прекрасна, если б не сцена битвы, достойная кисти художника-баталиста, любителя старины. На утоптанной травке возле ручья сошлись в поединке уже знакомый кудлатый мужичок, и ещё несколько типов повышенной лохматости.

Мужичок вертелся волчком, размахивая своей дубинкой с удивительной ловкостью. Головы противников, пытающихся достать его разной длины палками, были, как ни странно, ещё целы. Лохматые мужики, блестя голыми, потными ногами, развевая подвязанными на бёдрах шкурами, скакали возле Толстопупа, хрипло вскрикивая, и тыча палками ему то в живот, то в голову. Толстопуп ловко уворачивался.

Вот он подпрыгнул, и с разворота пнул голой пяткой одного из лохмачей в бедро. Тот выронил палку и отступил, шатаясь. Но другой подловил Толстопупа в прыжке, и свалил его с ног ударом своей длинной палки. Лохмачи победно завопили. Рядом с ручьём в ответ закричал и невнятно заругался другой мужичок. Он лежал на травке и сжимал разбитую голову. По щеке его и жилистой шее текла кровь.

Женщина, выбежавшая впереди Ромки и его глюка на полянку, завопила, увидев поверженного друга. Ромка думал, что она возьмётся за нож, но та только крикнула что-то неразборчивое, и лохматые, в свисающих живописными обрывками с плеч, шкурах, агрессоры повернулись к ней.