Алексей Волков - Городской охотник

«Господи! Спаси и сохрани, укрепи и наставь! Не дай нам сгинуть! На тебя уповаем!» – истово зашептала Ольга.

Алексей стал подниматься. Медленно, как будто превозмогая давление многопудовой тяжести. За его спиной, как бы возводя прочные опоры, жгутами закручивается воздух, отталкивая его от земли, преодолевая давление сущности, пытавшейся вжать человека в землю. Вот он уже стоит на коленях, опираясь руками о землю, склонив голову, вот поднялся во весь рост, окутанный пеленой из бегущих по нему маленьких вихрей. Вихри в клочья рвали на нем одежду, оставляя неровные прорехи на куртке и брюках, не раня, однако, тело. Смерчики, порожденные крохотными духами Воздуха, стекались к правой руке Алексея, к широко раскрытой ладони, обвивали ее, превращаясь в мириады тончайших волокон, свиваясь в длинный и тонкий хлыст из уплотнившегося воздуха. «Кнут Ветра» – одно из сильнейших воздушных заклятий, с помощью стихийного Духа ставших подвластными Алексею. Только им двоим известно, что Дух попросил в обмен на свою помощь, ведь альтруизм изначальным стихиям чужд испокон веков.

«Отче наш, Иже еси на небесех!» – зашептала Ольга, одержимая страхом за себя и мужа.

Защитный круг померк совсем. Ольга даже успела заметить, как вспыхнули древки воткнутых в землю стрел и невесомым пеплом упали к ногам защищаемого ими человека, образуя круг из орехового пепла – защиту не менее сильную, чем Круг Света. Пепел орехового дерева не менее священен, чем сам орешник, из которого были сделаны древки. Нематериальный, змеящийся как живой, хлыст в руке Алексея тем временем стал плотным, осязаемым, только края его оставались размытыми, как будто постоянно двигались с огромной скоростью. «Зачем же ты снял Круг?» – подумала Ольга, как завороженная глядя на мужа, с которого то ли ветер, то ли напирающая на него из дома неведомая сила сорвали уже и куртку, и свитер. Джинсы все еще сопротивлялись напору стихий, но уже трещали по швам. А потом Алексей открыл глаза, которые были плотно закрыты все это время, и Ольга чуть не вскрикнула. Они налились небесной голубизной! Зрачок, радужка, белок: все стало глубокого голубого цвета, как ясное весеннее небо, как лепестки васильков на лугу. Его глаза излучали неяркий голубоватый свет. «У людей глаза не светятся», – пришло на ум.

«Да святится имя Твое…»

Ольга сделала шаг назад, не опуская камеру. Бесстрастный механизм исправно жужжал моторчиком, не выражая эмоций, стеклянным глазом взирал на происходящее. В окошке видоискателя был виден обычный человек, голый по пояс, в рваных джинсах, который стоял, опустив руки, и покачивался, как будто был пьян. Подняв взгляд от видоискателя, Ольга увидела, как левой рукой Алексей начертил перед собой в воздухе какие-то знаки, на мгновение вспыхнувшие таким же голубым светом, как и его глаза, и сделал шаг вперед, за пределы Круга, занося правую руку с извивающимся в ней Кнутом Ветра. Охотник пошел вперед, навстречу серому мареву, рассекая его ударами воздушного бича, зажатого в руке. От каждого удара на сущности вспухали рубцы, взблескивающие серым, неживым пламенем. Напор неведомой силы стал иссякать. С каждым ударом от струящегося из дома марева как будто отрывали кусок. Лишившись подпитки из дома, отрубленные куски сущности падали на землю, вихрем поднимая желтые осенние листья, которые тут же бурели и рассыпались прахом.

«Да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя…»– продолжала Ольга.

Воздух наполнился воплем десятков голосов. В этой какофонии ужаса захлебывались плачем брошенные младенцы, хохотали безумные старики, сладострастно стонали шлюхи, рычали взбесившиеся собаки. Все это звучало на фоне растекавшегося вокруг чистого и ясного голоса: «Не делай этого. Мы не враги тебе. Вспомни, кто ты! Прекрати, нам больно… Ты слышишь, ИМ больно… Он причиняет нам страдания. Прекрати это! Останови его! Дай нам свободу. Слейся с нами. Вернись к нам! Позволь нам быть тобой. Стань нами. Иди к нам, не сопротивляйся… Будь с нами… Познай блаженство муки…»

«Яко на небеси и на земли».

Ольга уронила камеру и попыталась зажать уши руками. Не помогло. Голос, зовущий и обещающий, звучал в мозгу, ему вторили вопли, стоны и безумный хохот. Стоя на коленях и мало соображая, что делает, Ольга достала дрожащими руками пистолет, передернула затвор и, направив его на Алексея, нажала курок, не понимая, зачем она стреляет в собственного мужа. Сухим щелчком, необычайно громким в осеннем воздухе, раздался выстрел, на мгновение заглушив даже голос в голове, рвущий сознание на куски. Чтобы он замолчал, она снова нажала на курок, одной частью сознания сопротивляясь тому, что делала.

«Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наши…»

Вторая половина сознания ликовала: решится вопрос с разводом, не надо будет делить небогатые пожитки, не надо тратиться на адвокатов, только на похороны… А над всем этим царствовал голос… В перерывах между выстрелами, пока срабатывал спусковой механизм, пока боек шел к капсюлю патрона, пока воспламенялся порох и пуля начинала свой разбег по винтовой насечке ствола, голос твердил одно и тоже: «Будь с нами… Иди к нам… Пусти нас в себя… Познай блаженство… Не сопротивляйся… Ты нужна нам… Ты необходима нам!..»

Выстрел.

«Якоже и мы оставляем должником нашим…»

И снова: «Будь с нами… Иди к нам… Пусти нас в себя… Познай блаженство… Не сопротивляйся… Ты нужна нам… Ты необходима нам! Мы хотим тебя…»

Опять выстрел. Снова голос. Пистолет дергался в руках, выплевывая в Алексея крошечные кусочки смерти, глаза Ольги застилали слезы, но руки не слушались ее, палец продолжал давить на курок.

«И не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго».

Девушка пыталась читать молитву, но мысли путались, слова молитвы заглушал все тот же голос в голове…

К счастью, ни одна из пуль, выпущенных Ольгой и тем, что двигало ее руками, не достигла Алексея. Из воздушного бича в его руке отделялись крошечные смерчики, неслись навстречу смертоносному серебру, из которого были отлиты пули охотников, и рассекали их на части, расшвыривая осколки далеко в стороны.

Боек звонко щелкнул о патронник, возвестив о том, что патроны закончились и давить на курок уже незачем. Затвор встал на задержку, оголив курящийся дымком ствол. Ольга увидела, как ее левая рука потянулась к кармашку на поясе, в котором хранились запасные обоймы, так же набитые патронами с серебряными пулями, губительными для нечисти. Она пыталась остановиться, но рука не слушалась, как будто чужая – абсолютно враждебная воля управляла сейчас ее конечностями. Все что ей оставалось – с ужасом наблюдать за тем, как собственное тело предает ее, отказываясь подчиняться сознанию. «Боже! Что же это делается!» Руки жили своей жизнью, правая сжимала пистолет, левая уже подносила к нему новую обойму, начиненную смертью. Обойма плавно вошла в рукоятку пистолета, несмотря на все попытки Ольги к сопротивлению. Рука с пистолетом стала подниматься, разворачиваясь черным зрачком ствола к лицу Ольги. Ствол медленно пополз ко рту. Глаза Ольги, и без того большие, вмиг стали огромными, наполнились отчаянием. Ствол уперся в плотно сжатые губы, обжигая их, палец медленно пополз к курку. Ольга почувствовала, как что-то горячее потекло по ее ногам и в животе вдруг стало противно холодно.