Dragon Marion - Не люби меня

— Представь себе, нет.

Джон рассмеялся.

— Темнота, варишься в своём КЗБ, как в кастрюле, ничего вокруг себя не видишь. Ну, ладно, будем тебя воспитывать. Так вот, Гаральдовский спецназ состоит из нескольких департаментов; одни из них сформированы из людей Зелёного Мыса, другие — из людей Чёрной Планеты. Иначе нельзя было, работать друг с другом они не могут. И я вошёл в этот спецназ.

— Так ты, значит, один из тех крутых ребят с нунчаками, которых в фильмах показывают?

— Ну да. Знаешь, жить намного легче стало. Появилась уверенность в себе, хожу по улице с высоко поднятой головой. Для Сына Дракона это важно. Знаешь, Генри… идем к нам!

— Как это?

— А вот так. Присоединяйся. Нам в спецназе люди нужны.

— Но я же не умею ничего.

— Научим. Это не так сложно, как кажется. Мускулы у тебя есть, остальное наработаем. Пойдёшь? Не пожалеешь.

Генри колебался. Встреча с Джоном вызвала в нём странное тёплое чувство, словно он нашёл родного человека и ни за что не может, не способен с ним расстаться. С другой стороны, он живо представил себе тот длительный промежуток времени, который понадобится для приведения в чувство матери после сообщения ей профессии, выбранной её сыном. И был ещё один момент. В КЗБ Генри чувствовал себя как дома, но когда выходил за его пределы, как и все Дети Дракона, шёл, опустив глаза, воображая многочисленные неприязненные взгляды, устремлённые на него. А ведь если он будет на правительственной службе, ему придётся уехать из Чёрного квартала и каждый день ходить среди них.

— Дай подумать.

— Ладно. Я приду вечером. А сейчас мне надо идти, Генри. Меня ждёт Гаральд.

— Джон, я не смогу обдумать всё до вечера. Подожди хотя бы неделю.

— Договорились. Увидимся через неделю.

Джон ушёл, а Генри долго ещё стоял и смотрел ему вслед. Потом медленно повернулся и неторопливо пошёл домой.

Ночью ему приснился тот, первый сон. Будто он живёт в изумительно красивой солнечной долине, в белом доме на берегу моря; будто лежит в постели, на атласных простынях, ранним утром. Лениво потягиваясь, откинув за плечо длинные волосы, он встаёт и идёт в душ. В просторной мраморной ванной открывает кран и поворачивается к зеркалу… И — просыпается.

Капельки холодного пота выступили на лбу. Господи, что же это было? Эти глаза… черные, большие… Эти черты… Что же так поразило его? Генри задумался. И вдруг — понял. И почему-то эта мысль привела его в ужас. Там, в зеркале… с гладкого стекла, улыбаясь, на него смотрела — женщина!

За завтраком он ковырялся в тарелке, не особенно разбирая вкус пищи. Эта мысль сверлила его мозг. Он сам не понимал, почему этот сон так задел его. Но там, во сне, он не просто был — он ощущал себя женщиной. Что это, почему? Откуда этот сон?

Наконец, ему удалось отогнать это. В конце концов, какая разница, присниться может все, что угодно. Такие сны не повторяются, и он больше никогда не почувствует этого кошмара… А через неделю придет Джон, и он должен будет ему ответить… Господи, что же ему сказать?..

…Он открыл кран и повернулся к зеркалу. Распустив волосы, красивая девушка улыбнулась своему отражению. Она ждала его. Он вот-вот должен был прийти, она уже почти слышала его шаги. Она сбросила одежду и улеглась в ванну, благоухающую травами. Она должна успеть привести себя в порядок… Она стояла в облегающем ее прекрасное тело красном платье посреди комнаты и улыбалась ему навстречу. Он вошел с букетом цветов и, ни слова не говоря, подхватил ее на руки, закрутил… И, хмелея от запаха ее тела, все повторял: «Виола, Виола…»

Господи, да что же это? Зачем такая мука, откуда эти сны? Боже мой, как болит голова, прямо по-женски, мигрень… Генри измученно смотрел на свои тонкие пальцы. Они дрожали, а он вспоминал их там, во сне. Руки Виолы… Такие же тонкие, белые, красивые, а на пальцах — тонкие кольца. И одно — обручальное. С черным бриллиантом, как было принято на Черной Планете. И вдруг дрожь прошла по всему телу. Боже, как он обнимал ее! Виолу… Какое неземное чувство это вызывало, какой отзыв… Боже… Сам не зная, зачем, он опустился на подушки и снова закрыл глаза…

— Идем на берег. Искупаемся, позагораем, — предложил он. Девушка у него на руках кивнула, и он понес ее на пляж возле дома.

Они плыли в ласковой теплой воде, улыбаясь друг другу. На ней был серебристый купальник, она сознательно красовалась перед ним. Наконец, они приплыли на риф, и он, наклонившись над ней, начал целовать ее от шеи вниз… вниз…

…Утро разбудило Генри; он открыл глаза и долго лежал так. Это уже серьезно. Он словно чувствовал эти поцелуи, задыхаясь от счастья. И этот мужчина… Тут было, пожалуй, самое непростое во всей этой истории. Генри сам боялся признаться себе, но ведь это так. Надо набраться сил и… Да. Это был Джон.

Больное воображение? С чего вдруг? Может ли быть так, чтобы ему снилась

чья-то история, кого-то совсем другого, той Виолы, которую он никогда не

знал? Может быть, она была как-то связана с ним, например, была его

сестрой… Господи, какая чушь! Это же надо — придавать такое значение

снам! Снится какая-то чепуха, а он думает об этом…

А ведь скоро он придет за ответом. И отвечать ему придется, не думая об

этих дурацких снах. А он еще даже не поговорил с родителями… Генри

энергично откинул одеяло и отправился в душ.

Мать уже встала и накрывала на стол. С тех пор, как появилась эта

тетушка Вилли и забрала его, стало чертовски скучно по утрам. Генри

улыбнулся матери, поздоровался и отправился за тарелками.

— Мама, я видел Джона.

— Что?!

— Джона. Живого. Настоящего. Он окликнул меня на улице. Он сказал, что работает в спецназе вице-премьера. Якобы тот спас ему жизнь.

— Вот как?

— Мама, он зовёт меня с собой.

Вот тут она отставила тарелки и выпрямилась.

— Мама, если бы ты видела его, ты бы поняла. Он одет, как с показа мод. Весь в золоте, на шее цепь с палец толщиной, руки в перстнях, сверкает, как прилавок ювелирного магазина. Им там здорово платят.

— Но это может стоить тебе жизни, сынок. Ты ведь у нас теперь один остался.

- Мама, мы сможем уехать отсюда, ты будешь жить в особняке на берегу

моря, как ты хотела, и у отца будет его огород. Подумай, мама! А у меня… у

меня будет друг. Я ведь думал, что потерял его. Он сказал, что научиться этому не так уж трудно.

— Сын, подумай. В конце концов, заниматься надо тем, что тебе мило, а не тем, чем занимается твой друг.

— Мама, мне хочется это делать. Я попробую, а там посмотрим.

— Ты попробуешь, а там тебя убьют. Генри, подумай.

— Я ещё подумаю. Но мне очень хочется, мама.