Стив Паркер - Выживший

Не считая этого, не было никаких вступлений и любезностей.

— Не отставай, — сказал мужчина и встал прямо, оттолкнувшись от бока контейнера. — И не мели языком.

Когда он шагнул под ослепительно-яркий солнечный свет, Бас впервые разглядел его как следует и заскулил, не сумев справиться с собой. Из его промежности вдруг начала расползаться горячая влага, пропитывая его штаны. Старик обернулся, не слыша следующих за ним шагов. Он обозрел жалкую картину, и его ужасное лицо скривилось в гримасе отвращения.

— Трон проклятущий, — прошипел он, — если в тебе и есть моя кровь, немного же её!

Бас таращился на него в ответ, стоя столбом, с прыгающими губами и трясущимися руками. Этот человек не мог быть родителем его матери. Это наверняка какая-то ошибка. Его мать была красивой и утончённой. Холодной, если уж говорить честно, но несмотря на это, она была женщиной, которая вызывала у него любовь и восхищение, как никто другой. Он поискал в стоящем перед ним чужаке хоть какие-то признаки семейного родства со своей матерью.

Если они и имелись, то были глубоко похоронены под дублёной кожей и рубцовой тканью.

Человек, стоящий перед ним, был старым, — за семьдесят стандартных лет, никак не меньше, — но впечатляюще мускулистым для своего возраста. На нём вряд ли имелся и грамм жира. На его каменных плечах и руках выступали вены, они вились вверх по его шее к вискам по обеим сторонам его бритой налысо головы. Он носил бороду средней длины, которая была растрёпанной и неровной. Ещё на нём была какая-то серебряная цепь, с которой свисали две металлические пластинки. Его одежда имела оливковый окрас — и безрукавка с пятнами пота, и драные старые штаны, а его ботинки, которые уже вряд ли могли называться чёрными, были обшарпаны и покрыты грязью.

Однако самым худшим в старике — тем, от чего мальчик дольше всего не мог оторвать свой взгляд, — безоговорочно была гигантская рытвина, вызванная нехваткой мяса в том месте, где подобало быть правой щеке. Это выглядело чудовищно. Оставшаяся плоть была такой тонкой, что Бас мог различить под ней очертания отдельных зубов, стиснутых в гневе.

Старик заметил, на чём остановился взгляд мальчика.

— Думаешь, что я ужасен? — спросил он. — Я тебе как-нибудь порасскажу об ужасах.

При этом вид у него стал странным, отсутствующим. В тот миг старик вдруг стал выглядеть нормальным человеком, он отчего-то показался Басу не таким уж и бесчувственным, а существом со своими собственными, весьма реальными страхами. Но это длилось лишь мгновение. Оно прошло, и в глазах старика с прежней силой заполыхало всё то же жёсткое и холодное выражение презрения, что и прежде.

— Солнце высушит твои портки, — сказал он, отворачиваясь, — но не твой стыд, если у тебя осталась хоть капля.

Он снова пошагал прочь к юго-западному краю платформы, где имелся ещё один широкий пандус, спускавшийся на уровень земли. Именно тогда Бас заметил, что старик заметно хромает на правую ногу и что от неё при каждом шаге исходит приглушённый звук скрежещущего металла.

— Не отставай, малец, — крикнул назад старик. — Не отставай, или я тебя здесь брошу, чтоб тебя!

Бас поспешил за ним, и как раз успел оказаться достаточно близко, чтобы услышать его бормотание:

— Я — всё, что у тебя есть, бедный шкет. Помоги Трон нам обоим.

Несмотря на свой размер, тело ксеноса было тяжёлым, и Басу пришлось потрудиться, перенося его по крышам к месту, которое казалось ему достаточно удалённым от всех его убежищ. Сейчас он радовался тучам. Насколько же труднее сделал бы его задачу натиск пылающего солнца! Он мог бы даже его прикончить.

Пока Бас переходил свои доски-мостики, ему дважды грозило падение от головокружения, но оба раза он сумел с ним справиться — едва-едва. У него не было времени поесть. Как только труп остыл и кровь внутри него свернулась, он вытащил свой нож из груди чудовища и заткнул рану тряпьём. Оттуда почти совсем ничего не вылилось. Он стянул запястья и лодыжки трупа кусками проволоки, чтобы его сподручнее было нести, и завернул его в старую занавеску, которую сорвал с окна четвёртого этажа. Но даже несмотря на это и на всю его осторожность, каждое мгновение, которое он оставался с телом, приближало его к смерти. У него сосало под ложечкой от голода, который пожаром свирепствовал в его пустом желудке, а мышцы ног и плеч горели от молочной кислоты. Как только он избавится от трупа, пообещал он себе, он съест целую банку каких-нибудь консервов. Какая-то его часть восставала при мысли о таком расточительстве. Как следует поесть сейчас означало, что его запасы пищи иссякнут гораздо быстрее. Но деваться было некуда. Он чувствовал это вчера, когда бежал, спасая свою жизнь. Он чувствовал это сейчас. Он слабел, ставя себя в невыгодное положение, и ему требовалось поддерживать свои силы. Скоро наступит день, когда он уже будет не в состоянии выбрасывать тех, кого убьёт. Ему придётся готовить их мясо и есть его — просто для того, чтобы остаться в живых. Он знал, что до этого дойдёт. Это было неизбежно. Поначалу он готовил и ел канализационных крыс, но они, похоже, перевелись. Возможно, их сожрали странные плотоядные твари яйцевидной формы, которых захватчики привезли с собой. Басу было наплевать на вкус, но он подозревал, что мясо ксеносов станет для него смертельной отравой, хоть готовь его, хоть нет. Чего бы он ни делал, эти твари в конце концов его прикончат, не одним способом, так другим.

Но не сегодня. Не в то время, пока ему ещё хватает сил им противостоять. 

Впереди наверху уже показались разбитые оголовки дымовых труб последнего из домов, которые ещё продолжали стоять на южном краю городка. Там, на той крыше, он и бросит тело. Вонь его разложения не достигнет земли. Её будет уносить ветрами, которые дули с пустошей.

Он оставил труп близ центра крыши, зарыв его в обломки, так чтобы ни один из крючконосых, которые как пить дать шастают сюда наверх, не узрел бы ничего, возбудившего его любопытство. По крайней мере, не издалека.

Завершив свои труды, Бас уже собирался развернуться и отправиться назад тем же путём, которым пришёл, когда услышал могучий грохот, донёсшийся с равнин к югу от городка. Он лёг плашмя, подполз к краю крыши и увидел облако поднявшейся пыли по меньшей мере в милю шириной. Сначала он подумал, что это песчаная буря, но оно приближалось к Трёхречью, а ветер дул в противоположном направлении.

Каким бы настойчивым ни был голод, в тот момент Бас о нём позабыл. Это было что-то новенькое, что-то неожиданное. Ему следует остаться и вести наблюдение. Он должен узнать, что это такое и как это скажется на его выживании. В его сердце чуть было не разгорелась искра надежды. Может оказаться так, что это люди? Может такое быть, что имперские войска идут отбивать город? Трон всевышний, пусть это будет так!