Иэн Бэнкс - Черта прикрытия

— Я только что заметил, как ее веки дрогнули, — проговорил вдруг Вепперс и присел над ней. Плащ за его спиной собрался колоколом. Она быстро прикрыла глаза, постаравшись запомнить расположение людей и предметов. Легкая дрожь пробежала по телу. Она слегка напрягла и вновь расслабила одну руку и пальцы. Да, она уже может двигаться по собственной воле.

— Не может быть, — возразил доктор. — Она будет в отключке несколько часов, не меньше. Не так ли, Джаскен?..

— Погодите, — торопливо сказал начальник службы безопасности. — Дротик скользнул по кости. Она могла не получить полной дозы.

— Какая дикарская, абсурдная красота, — тихо произнес Вепперс, его глубокий, неотразимо притягательный голос звучал совсем рядом. Она дала ему стереть с лица следы макияжа, который она так кропотливо наносила, стараясь скрыть отметины. — Разве не удивительно? Я только хочу… посмотреть на нее поближе. У меня редко была такая возможность.

А все потому, подумала она, что ты предпочитал трахать меня сзади, господин.

Она чувствовала на коже его дыхание. Щеки коснулось слабое тепло.

Сульбазги взял ее запястье своей ручищей, осторожно проверяя пульс.

— Господин, она могла не получить… — начал было Джаскен.

Она открыла глаза в тот миг, когда их с Вепперсом лица почти соприкоснулись, и его физиономия заполнила все поле зрения. Его глаза расширились от неожиданности, и холеные, точеные черты исказила гримаса беспокойства. Одним слитным движением она подалась вперед, мотнула головой, разинула рот и рванулась к его глотке.

В последнюю секунду она, наверное, все-таки опустила веки и оттого промахнулась мимо цели, но почувствовала, как зубы во что-то вонзились. Вепперс завопил. Ее голову мотало туда-сюда, а зубы оставались крепко стиснутыми вокруг чего-то, во что она вгрызалась все глубже. Он безуспешно пытался освободиться.

— Фбидите ее ф бедя! — промычал он задыхающимся голосом. Она сжимала челюсти из последних сил. Ей удалось выдавить из Вепперсовой глотки еще один приглушенный вопль, прежде чем что-то подалось и оторвалось. Ее челюсть повело вниз, да с такой силой, что все зубы заныли. На языке был вкус крови. Ее голову откинуло назад, на доски сцены, удар получился достаточно болезненным, и она вновь открыла глаза. Вепперс пятился, зажимая окровавленной рукой нос и рот. Кровь хлестала по его лицу, заливала подбородок и рубашку. Джаскен прижимал ее голову к полу, его ладони оставались сомкнуты вокруг ее нижней челюсти и шеи. Сульбазги вскочил, бросив девушку, и устремился на помощь хозяину. У нее во рту застряло что-то твердое и невкусное, такое большое, что впору было подавиться и задохнуться. Что бы это ни было, оно медленно переваливалось у нее во рту, уходило все глубже и глубже под крепко стиснутыми ладонями Джаскена, она пыталась продышаться и отплеваться, но тщетно. И таки проглотила, хотя Джаскен, казалось, как раз хотел ей в этом помешать. Она наконец жадно, со свистом и хрипом, вдохнула.

— Она… — всхлипнул Вепперс, и голос его сорвался. Сульбазги подлетел к нему и осторожно отвел от переносицы тонкие изящные руки хозяина.

Вепперс уставился в пол, глаза его были бешено скошены. Потом он несколько раз судорожно вздохнул.

— Эта сука откусила мне мой блядский нос! — провыл он, оттолкнул доктора так, что старик зашатался, и сделал два шага к тому месту, где лежала девушка, все еще обездвиженная Джаскеном.

В руках Вепперса были ножи.

— Господин!.. — начал Джаскен, отнимая одну руку от ее горла и протестующе протягивая к своему повелителю. Вепперс дал ему пощечину, навалился на Ледедже, не дав ей даже привстать, и прижал ее руки к полу. Из обезображенного Вепперсова носа текли ручейки крови, заливая ей лицо, шею и блузку.

Тю, успела подумать девушка, даже не весь нос, только кончик. Но и так сойдет. Попробуй-ка наулыбаться вволю на следующем дипломатическом приеме, генеральный директор Вепперс.

Он воткнул ей первый нож в горло и сделал косой разрез. Второе лезвие вонзилось в грудь и отскочило от ребра. Ее руки были зажаты, она пыталась высвободиться, булькая разрезанным горлом. Вкус крови усилился, перекрыв все остальные ощущения. Она пыталась вдохнуть и откашляться, но ни в том, ни в другом так и не преуспела.

Вепперс стукнул ее по рукам, посмотрел вниз и внимательно нацелил нож. Следующий тычок пришелся на добрый палец ниже предыдущего.

На краткий миг его лицо оказалось совсем близко.

— Ты, тупая пизда! — прошипел он. Несколько капель его крови попали ей на язык. — Мне этим вечером на люди выходить!

Он навалился всем телом на рукоять ножа. Лезвие прошло между ребер и пронзило сердце.

Она заглянула во тьму. Сердце содрогнулось и опало, насаженное на нож, затем снова заколотилось, словно пытаясь за него ухватиться. Еще одно отчаянный спазм напоследок, и на долгий миг оно вообще перестало сокращаться. Но тишину внутри, казалось, пробивала мелкая дрожь. Вепперс выдернул нож, и даже она прекратилась. Тяжесть несоизмеримо большая, чем вес сопевшего над ней мужчины, навалилась на девушку. Она так устала, что даже дышать не могла. Последний вздох вылетел из разъятой трахеи, точно прощальный поцелуй любовника.

Все разом померкло, затихло и отдалилось, но сквозь эту пелену она по-прежнему слышала крики и видела, как Вепперс тяжело поднимается на ноги, выпрямляясь над ее телом во весь рост. Он не забыл и о победной пощечине, просто так, на память. Еще двое человек подскочили к ней с другой стороны, принялись ощупывать, трогать, приводить в чувство, искать пульс, останавливать кровотечение.

Слишком поздно… подумала она. Бесполезно… Все зря…

Тьма неторопливо, но неотвратимо надвигалась со всех сторон поля зрения. Она вгляделась в нее. Даже моргнуть не было сил.

Она ожидала какой-то выдающейся мысли, внезапного прозрения, но ничего подобного не последовало.

Высоко над ней слабо покачивались на исполинском карусельном колесе декорации и постройки, постепенно исчезая из виду. Прямо напротив подвешенного на карусели городка островерхих крыш оказалась изодранная в клочья картина на сценическом заднике. Горный пейзаж с заснеженными вершинами и утесами романтически изломанных очертаний под ярко-синим небом, по которому кое-где проплывали белые облачка. Впечатление несколько смазывалось, так как задник сильно пострадал: ткань испещряли дырки, усеивали разрезы и уродовали зияющие прорехи, а нижняя рама была сломана.

Значит, вот к чему она все это время прижималась так крепко.

Горы и небеса.

Перспектива — чудесная штука, перекатывалась мысль в ее меркнущем сознании: лениво, медленно, как бывает при тяжком похмелье.