Андрей Пинаев - Болото

Когда мы вернулись в главный коридор, почти весь Лагерь уже был на ногах. Возле душевой выстроилась очередь, кто-то негромко переругивался, кто-то смеялся.

Мы вернулись в комнату и собрали один из арбалетов. Игорь восторженно прищелкнул пальцами:

— Да…

Арбалет был прекрасен. Ложе было из какого-то легкого металла светло-серого цвета, металлический лук в зависимости от освещения отливал всеми цветами радуги. Пистолетная рукоять и изящный складной приклад были сделаны из твердого самовосстанавливающегося пластика — царапины и трещины затягивались на нем. К арбалету прилагался четырехкратный оптический прицел.

Тонко запел динамик, вмонтированный в стену. Толик унес арбалеты в арсенал, и мы пошли на утреннюю линейку. Этим утром начальник был не в духе. Сначала он еще раз отчитал Толика за вчерашнее происшествие, затем прицепился к девчонкам из второй восточной ячейки «Ртуть», которым сегодня предстояла экспедиция.

Ячейка «Ртуть» была первой в истории Лагеря, целиком состоящей из девушек. И, по клятвенному обещанию начальника, последней: столько хлопот ему не приносил еще никто.

— А для тебя, Лена, еще раз повторяю: нам требуется только драгоценные металлы, драгоценные камни и немагнитные носители информации, например компакт-диски. Очень тебя прошу, не приноси больше картин, какими бы они старинными и красивыми они не были, и пожалуйста, не приноси больше детенышей мутантов!

— Ладно… — Буркнула в ответ Лена, командир ячейки. Эта девушка, стройная, с длинной темной косой, могла бы завоевать все мальчишечьи сердца в Лагере; но как и многие из нас, она озлобилась. Много раз за эти шесть месяцев в Лагере я видел одну и ту же картину: то один, то другой парнишка вдруг переставал реагировать на окружающее, а на лице его появлялся злобный оскал. Иногда они шептали что-то вроде «как они могли так с нами поступить» или проще — «ка-а-азлы»…

Посвятив свою жизнь саможалению и ненависти, Лена потеряла изрядную часть своей красоты. От постоянного прищуривания в уголках глаз появились недетские морщинки, а губы были постоянно искривлены презрительной усмешкой. Начальник ей не нравился, и свою неприязнь она не скрывала.

Стремительная тень пронеслась над нами. Начальник взглянул вверх, и, недовольный оттого, что не закончил свою речь, велел всем спуститься в жилые помещения. На вышке застучал пулемет.

Сегодня резать мясного червя выпало мне, остальные ребята нашей ячейки вместе с «Ртутью» (им тоже выдали два арбалета) пошли в тир пристреливать новое оружие. Я же с тяжелым вздохом похромал на ферму.

Мясной червь, похрюкивая, мирно чавкал в своем корытце. Я подошел к нему и приставил специальный изогнутый нож к его пупырчатой шкуре.

Строго говоря, мясной червь червем не был. Это была свинья, до неузнаваемости изуродованная генной инженерией. Он имел длинное тело, на котором буграми нарастало мясо, маленький беззубый рот, рудиментарные глаза и уши и не имел даже намека на конечности и желание что-либо менять в этой жизни. Словно в насмешку над природой, инженеры оставили червю симпатичный поросячий хвостик и розовый пятачок.

Я вырезал из тела червя длинный ломоть мяса и опрыскал открытую рану дезинфицирующим раствором. Кровь сразу же прекратила течь, рана стала покрываться желтой корочкой. Через неделю от нее не останется и следа. Хоть и утверждали, что мясной червь боли не чувствует, мне всегда казалось, что он вздрагивает, когда нож впивается в его тело.

Я отнес мясо на кухню и отправился в тир. Азартные крики оттуда были слышны по всему Лагерю: ребята затеяли состязание по снайперской стрельбе. Я выпустил пару стрел, но особых успехов не добился. Однако стрелять из арбалета понравилось: он стрелял почти бесшумно, с еле слышным щелчком, а взводился за две секунды при помощи рычага.

Первые места в нашем состязании заняли Лена из ячейки «Ртуть» и наш Мишка, чем безмерно всех удивил.

Обычно медлительный и неуклюжий, прильнув к окуляру оптического прицела, он мгновенно преображался. Куда вдруг исчезала вся его флегматичность! Стрела за стрелой летели точно в цель.

Наконец Лена со своей ячейкой ушла готовиться к походу. Нам же предстояло посетить несколько скучнейших занятий…

Предмет «Основы безопасности жизнедеятельности», в общем-то, скучным не был. Во всяком случае, по учебнику. Но в исполнении нашего преподавателя Василия Анатольевича он превращался в длинный-длинный список, где каждая фраза начиналась словами: «Запомните! ни в коем случае…». От нас он требовал дословного заучивания, хотя сам бы, наверное, запомнить все это не смог. Впрочем, ему в этом не было нужды: ему достаточно было подцепиться к компьютеру и залить нужную информацию себе в мозг.

Сидя за партой, я понемногу задремывал под нудное бормотание преподавателя, просыпаясь лишь на мгновение, услышав знакомое «Запомните! ни в коем случае…». Рука со световым пером машинально водила по электронной книжке, устаревшей за много лет до моего рождения и пригодной разве что для нас, не прошедших возрастание. Вспомнилась вчерашняя байка дядьки Петро.

Отчаянно скучая долгими ночными дежурствами, он спускался с вышки и разводил маленький трескучий костерок возле стены Лагеря. На огонек приходили ребята, завязывался негромкий разговор, и наконец кто-нибудь просил:

— Дядька Петро, расскажи историю про Болото.

Охранник охотно рассказывал нам какой-нибудь анекдот из жизни Лагеря. Отсмеявшись, мы просили его:

— Не, ты расскажи ИСТОРИЮ.

Дядька Петро доставал сигарету, неторопливо разминал ее и прикуривал, пристально вглядываясь в наши лица, словно сомневаясь, готовы ли мы это слышать. Под его взглядом ребята ежились и жались друг к другу… Петро половину своей жизни провел на Болоте: сначала вольным сталкером, потом охранником в Лагере и знал Болото не понаслышке.

— Про Алексея вам, что ли, рассказать…

— Про Лешку? — Удивился Женька. — Чего он опять натворил?

Лешкой звали парнишку из второй северной ячейки «Гидра». За полгода в Лагере он успел прославиться феноменальным раздолбайством.

— Да не про Лешку! — рассердился Петро. — про Алексея. Будете слушать или будете перебивать?

Женька провел рукой по губам, словно застегивая молнию, и Петро начал одну из лучших своих баек.

— Двенадцать с половиной лет назад в этот Лагерь прибыла первая партия детей. Ну, таких как вы, безвирусных. Одному из них было почти семнадцать лет. Дело в том, что он вообще не проходил возрастание. Не знаю, чего там у него перемкнуло в мозгах, но в пятнадцать, за неделю до возрастания, он сбежал из дома и несколько месяцев скрывался. Наконец поймали его, хотели привить, да он не дался. Врачу руку чуть не сломал… ну да это присказка.