Митчел Сканлон - Пятнадцать часов

-  И прадед выиграл лотерею? – спросил Ларн, затаив дыхание от восторга и не в силах больше хранить молчание. – Он выиграл ее и так остался жить на Джумале?

- Нет, Арви, - мягко улыбнулся отец. – Выиграл другой человек. Солдат из того же отделения, что и твой прадед, который сражался бок о бок с ним все эти тридцать лет. Хотя этот человек мог просто взять свой билет и уйти, он этого не сделал. Вместо этого он посмотрел на твоего прадеда с его усталым изнуренным лицом и больными легкими, и отдал ему билет. Видишь, он решил, что твой прадед больше нуждается в отставке, чем он. И вот так твой прадед поселился на Джумале IV, благодаря доброте и самопожертвованию товарища. Хотя в последующие годы твой прадед всегда говорил, что это было нечто большее. Он говорил, что воля Императора видна даже в самых незначительных вещах, и что Император решил, действуя через этого человека, спасти его жизнь. В конце концов, это было настоящее чудо. Пусть маленькое, но все-таки чудо.

После этого отец снова замолчал. Посмотрев на него, Ларн увидел, что на его глазах блестят слезы. Когда отец снова заговорил, каждое слово давалось ему тяжело, из-за едва сдерживаемых чувств.

- Теперь ты понимаешь, почему я подумал, что ты должен услышать эту историю, Арви? – сказал он. – Завтра, как и твой прадед, ты покинешь свой дом и своих родных, и никогда больше не вернешься. И, зная, что тебя ожидают трудные годы, я хотел, чтобы ты, до того как уйдешь, услышал рассказ о твоем прадеде и о том, как он выжил. Я хотел, чтобы ты взял с собой эту историю. И неважно, каким темным и безнадежным может иногда тебе казаться происходящее, ты будешь знать, что Император всегда с тобой. Верь в Императора, Арви. Иногда это все, что мы можем сделать. Верь в Императора, и все будет хорошо.

Не в силах больше сдерживать слезы, отец отвернулся, чтобы сын не видел его глаза. И пока его отец плакал в тени, Ларн сидел рядом с ним, пока проходили долгие мучительные секунды, и пытался найти правильные слова, чтобы утешить его горе. Наконец, решив, что лучше сказать хоть что-то, чем не говорить ничего, он заговорил, нарушив тишину.

- Я запомню ее, папа, - сказал он, слова подбирались с мучительной медленностью, когда он пытался выбрать лучший способ сказать. – Я запомню каждое слово. И, как ты сказал, я возьму эту историю с собой и буду вспоминать о ней, когда мне будет плохо. И я обещаю тебе: я сделаю то, что ты сказал мне. Я буду верить в Императора, как ты сказал. Я обещаю это, папа. И еще кое-что. Я обещаю, вам не придется беспокоиться о том, буду ли я хорошим солдатом, когда попаду на войну. Что бы ни случилось, я всегда буду верен долгу.

- Я знаю, что будешь, Арви, - сказал отец, вытирая слезы с глаз. – Ты лучший сын, который только может быть у отца. И когда ты станешь гвардейцем, я знаю, что мы с матерью сможем тобой гордиться.

12:07 по центральному планетарному времени Джумаля IV(западное летнее корректирование)

- Раз-два-три-четыре! Раз-два-три-четыре! – выкрикивал сержант Феррес, шагая рядом с солдатами 3-го взвода, маршировавшими по пыльному плацу. – И вы называете это маршировать? Да у кучки сортирных крыс заметно больше порядка и дисциплины!

Маршируя вместе с другими, мучительно сознавая свою заметность, Ларн молился про себя, чтобы попадать в ногу с остальными. Его место посреди левой внешней колонны взвода было как раз перед глазами сержанта. Два месяца боевой подготовки, которые он выдержал, оставили у него весьма немного иллюзий насчет того, что случается с теми, кто не соответствует требовательным стандартам сержанта.

- Следите за ногами! – кричал сержант. – Вы не в поле клеитесь к кузинам, кровосмесители! Вы солдаты Имперской Гвардии, Император помоги нам. Давай-давай!

Увидев, что взвод подошел почти к краю плаца, Феррес снова скомандовал резким пронзительным голосом:

- Взвод, кругом! Шагом марш!

Резко повернувшись  на каблуках вместе с другими, когда они возобновили маршировку, Ларн почувствовал себя обессиленным и уставшим как собака. Сегодня, как и в каждый из шестидесяти дней до этого, Феррес мучил их тренировками с самого рассвета. Строевая подготовка, учебные стрельбы, изучение материальной части, рукопашный бой, базовые навыки выживания: каждый день бесконечная серия задач и испытаний. Ларн чувствовал, что за последние два месяца он научился большему, чем всю жизнь. И все же, неважно, как много он и остальной взвод учились, или как хорошо они справлялись, ничто из этого, казалось, не удовлетворяло мстительного сержанта.

- Раз-два-три-четыре! Шагайте в ногу, проклятье! – ревел сержант. – Я буду гонять вас здесь еще два часа, если это потребуется, чтобы научить вас ходить строем!

Ларн не сомневался, что Феррес исполнит свою угрозу. В прошедшие два месяца сержант постоянно демонстрировал склонность применять драконовские наказания даже за самые незначительные нарушения. Уже не один раз побывав жертвой таких наказаний, Ларн научился бояться сержанта и его представления о дисциплине.

- Рота, стой! – наконец заорал сержант Феррес, ястребиными глазами следя, не нарушил ли строй кто-нибудь из гвардейцев. Потом, видимо, удовлетворенный тем, что каждый солдат остановился в ту секунду, когда услышал приказ, он снова крикнул, удлиняя каждый слог команды:

- Налево!

Щелкнув каблуками, рота повернулась лицом к сержанту. Увидев, что Феррес целеустремленно направляется к ним, Ларн изо всех сил старался держать плечи развернутыми, а спину прямой как шомпол, его глаза пристально смотрели вперед, как будто вглядываясь во что-то. Он уже достаточно хорошо знал сержанта Ферреса, чтобы понять, что проверка последует незамедлительно после окончания маршировки. Также он знал, что к солдатам, не прошедшим эту проверку, Феррес будет не более милостив чем к тем, чья строевая подготовка не соответствовала его стандартам.

Краем глаза Ларн видел, что сержант Феррес подошел к концу внешней колонны гвардейцев, чтобы начать свою инспекцию. Сержант медленно двигался вдоль строя, осматривая каждого человека по очереди, взгляд его темных глаз быстро метался вверх и вниз, выискивая какой-нибудь изъян в снаряжении, обмундировании или выправке. В такие моменты, неважно, где он стоял в строю, Ларну всегда казалось, что сержант дойдет до него через целую вечность. Долгая мучительная вечность в ожидании, как шляпка гвоздя, по которой должны ударить молотком – все время зная, что как бы он ни старался и какую бы предусмотрительность не проявил, молоток все равно ударит.