Смерть для бессмертных (СИ) - Айтбаев Тимур Аскарович

Дворф глотает подступивший к горлу комок, глядя на смеющихся молодых людей.

Осознает, что вновь себя ненавидит.

Проверяет, на месте ли его кинжал, а затем встает с дерева, служившего ему лавочкой.

- Ты куда, чувак? – спрашивает Кирилл. Он использует это странное слово почти с самого начала их знакомства. Он обращается так и к нему, и к Гелегосту (этому вонючему орку), и объясняет это тем, что в его мире так обращаются к друзьям. Правда, к Лиагель он обращается совсем не так, а по имени, хоть и в его сокращенном варианте.

- Да это… - Бегриф замешкался, - надо отлить. Чувак.

- Нормально себя чувствуешь? А то выглядишь не очень.

- Да-да, все хорошо. У костра пересидел, - Бегриф пытается как можно скорее закончить разговор, ибо руки уже начинают трястись. В груди странная ноющая боль, и снять ее может только одно…

Все тут же проходит, как только он наносит порез на бедро. Хвала всем Богам, Кирилл больше не донимал его вопросами и позволил уйти.

Начинает облегченно дышать.

Он уже и сам стал замечать, что порезы с каждым разом становятся все глубже и глубже. Первые царапинки даже общего не имеют ничего с теми ранами, какие появляются на его бедре сейчас.

Теперь он спокоен.

Руки больше не трясутся, и на душе никто не скребет. Можно и вправду отлить.

Спрятав кинжал, дворф пристраивается к дереву и начинает его поливать.

Но несмотря на звук столкновения его струи с древесной корой, он умудряется расслышать хруст ветки за своей спиной. И будь их лагерь с той стороны, он бы подумал, что это Кирилл идет его проведать, но костер не там…

Надеть штаны времени, походу, нет, а сражаться со спущенными будет тяжеловато…

Бегриф явно в не самой завидной ситуации, и потому пока не оборачивается. Он пытается услышать, где находится этот зверь (или человек) а сам в это время медленно подтягивает штаны. Боится, что это лучник, но вряд ли его будут убивать до того, как попытаются допросить. Да и даже если лучник… что он сделает? У него из оружия лишь кинжал, да и тот не для того, чтобы биться с серьезным противником – так, тушу разделать, да кожу снять.

Штаны на нем, и пока еще никто не напал. Звуков никаких.

Теперь он медленно оборачивается.

И его пробирает дрожь.

Волков он видел, но не таких больших. Этот… он с Бегрифа ростом, и его огненно-красные глаза, налитые кровью, как раз на уровне его глаз. Черная шерсть блестит в лунном свете, а расстояние между лицом дворфа и пастью зверя – не больше вытянутой руки.

Убежать не выйдет.

Крикнуть – загрызет.

Волк скалится, обнажая до безумия острые и белоснежные клыки.

Бегриф закрывает глаза, понимая, что он умрет в любом случае, если попытается сделать хоть что-то, а так… вдруг, волк его не тронет, если не увидит угрозы? И он снова слышит хруст. Такой же легкий и едва слышимый, какой был в прошлый раз. Но тогда он был значительно дальше.

Дворф открывает глаза – волк все еще стоит перед ним. И хрустит сухими ветками не он. Теперь Бегриф это понимает. Хрустит волчонок. Такой же черный, как и его отец (или мать?). Он медленно приближается к своему родителю и встает рядом. Вдвое меньше, но, тем не менее, и он бы мог запросто нанести Бегрифу весьма нехилые раны, если бы захотел.

Большой волк больше не скалится – с интересом рассматривает дворфа.

Сам же Бегриф прислушивается к бешеному биению своего сердца. Глупо будет умереть вот так. Ему едва исполнилось двести лет и впереди еще два века прекрасной жизни, наполненной развратными девками, славными приключениями и кислым вином.

И тут волк отворачивается.

Бегрифа посещает мысль, что вот именно сейчас он может попробовать ударить ножом в его шею, но что-то останавливает его, словно сковывает. Скорее всего, страх. А может и здравый смысл.

Он смотрит, как волк разворачивается и уходит куда-то в сторону. За ним тут же следует и волчонок. А Бегриф остается на месте, боясь даже пошевелиться. Всё, что он делает – так это наблюдает за тем, как оба скрываются между деревьями из виду.

Лишь теперь дворф опускается на задницу, побледневший и покрывшийся потом.

- Гномьи потроха, - шепчет он, шумно выдыхая воздух, - пронесло…

Кара, ныне известная как Мадам, всегда просыпалась раньше, чем Маркус.

Открыв глаза, она сначала видела своего спящего господина и некоторое время смотрела на его умиротворенное лицо. Когда он спал, то был таким, как десять лет назад. Сейчас же… его суровый взгляд, властная мимика и не терпящий возражения голос пугали. Практически всех, кроме самой Кары и Эльрикель, его законной жены. Он стал таким после смерти его ребенка, который, в общем-то, и не был рожден. Но окончательно Маркус зачерствел, когда Эбигейл родила ребенка Бруно.

Все это время Кара была рядом. Всегда.

Но этим утром он проснулся раньше нее. Она поняла это, когда, раскрыв глаза, увидела перед собой мило сопящую беловласую Эльрикель. Черт! Эта зараза прекрасна, даже когда спит! Разве это справедливо?!

Кара присела на кровати и прикрыла простыней грудь.

Маркус стоял на балконе и смотрел куда-то вдаль.

Стащив простыню, Кара обернулась ею, словно древнегреческая дива, и беззвучно зашагала к Лорду Айронхолла.

- Ты сегодня рано встал, - констатировала она и бросила взгляд на отбрасываемую Маркусом Тень. В отличие от самого графа, Он все еще спал. Лежал прямо на полу, свернувшись клубочком под его ногами, словно преданный пес.

- Кто такой Перегил?

Кара пожимает плечами, хотя и понимает, что Маркус сейчас ее не видит, так как она стоит позади него. Нежно проведя руками по плечам мужчины, она обвила ими его обнаженный торс и прижалась к мощной спине.

- Понятия не имею, - честно признается Кара. – Возможно, новый Бог, недостаточно сильный, чтобы все о нем знали. Или и вовсе выдуманный Эльзой миф. Как знать…

- Какой смысл выдумывать Бога?

- Ты же нарек себя Дракулой. Почему и ей нельзя прикрыться якобы защищающим её Богом, во имя которого она сжигает людей?

Она чувствует, как распирается при вдохе грудь Маркуса, и целует его в спину. Затем прижимается к ней щекой.

- Не хочу идти в публичный дом, - шепчет она.

- Так не иди. Я же никогда не заставлял тебя находиться там.

Она усмехается. Его голос звучит нейтрально, но она все равно улавливает скрытые теплые нотки.

- Без меня он не протянет и дня. Ты даже не представляешь, как посетителям и нашим девчонкам нужен контроль.

- Овцам всегда нужен пастырь.

Ей не нравится эта фраза, но возражать она не стала – смысл был верен.

- Я люблю тебя, Маркус, - говорит она то, что действительно думает. С надеждой, что когда-нибудь услышит подобное в ответ, хотя и прекрасно понимает, что этому не суждено случиться.

- Я знаю, - отвечает он, и Кара грустно улыбается.

- Когда придется, я отдам за тебя жизнь. Ты ведь знаешь?

- И это знаю.

Теперь они стоят в тишине. Она чувствует какую-то пустоту у себя в душе. Но мужчина, что стоит рядом с ней, уже давно стал смыслом ее жизни, хотя ее любовь и безответна...

- А за что ты готов отдать свою? – вопрошает она, и, наконец, Маркус не отвечает в следующий же миг. Вопрос смог застать его врасплох. Он думает.

- Боюсь, что у меня нет ответа, - наконец, выдает он.

И тут в нем словно что-то меняется.

Кара ощущает, как он напрягся. И потому, освободив объятия, она подходит к перилам балкона и смотрит туда, куда смотрит Маркус – на бегущего к дворцу человека.

- Что-то случилось, - говорит она, но ее господин и без нее это уже понял, и потому спешит к изголовью кровати, чтобы накинуть на себя висящую на нем мантию. Кара тоже начинает искать свое платье

Карлейн стал стражником всего пару месяцев назад.

Закончив подготовку в академии, где все учителя выделяли его среди других прочих, он тут же пошел на службу в должности сержанта городской стражи. Младшего сержанта, но все-таки!