Илья Новак - Демосфера

В лунном хранилище ДНК, не получив с планеты очередного контрольного сигнала, автоматика начала выращивать тела. Уже давно здесь жили новые киборги-игрушки, которые должны были воспитывать тех, кто родится, если человечество исчезнет. В хранилище находилась стена-мембрана, где висело несколько сотен куколок — матриц усовершенствованной модели жизнеобеспечивающих кластеров. По достижении пятилетнего возраста каждый ребенок был обучен жить в одном из них. Киборги научили детей всему, что знали, снабдили мозговыми интерфейсами и био-электронными имплантами, напрямую связавшими их с кластерами, и новая раса существ, каждое из которых обитало в своей личной вселенной, распространилась по космосу, чтобы в конце концов, размножившись, соединившись в Большую Сеть и встретившись там с потомками древних земных инфоманов, стать клетками гигантского интеллекта, распределенного по трем галактикам. Потом было еще много чего, но все это происходило уже в другое время — время после всеобщей гекатомбы и конца человеческой истории. А сейчас на льду озера остались лежать неподвижные тела, но две сущности, соединившиеся в одну, переместились к отверстию, скрытому раньше средадом: пройдя сквозь точку, они пали в черный колодец, мгновенно преодолели бесконечную глубину — и высокий свет объял их. Все происходящее в преисподней легко представимо, ибо является делом человеческих рук, но сущность иной бесконечности не поддается описанию. Свет имел вид трех кругов, расположенных не наособицу, но и не вложенных один в другой; трех равновеликих кругов, занимающих одно и то же место в пространстве, отчего им, казалось бы, дОлжно слиться воедино, но они не сливались, а сверкали друг сквозь друга сиянием слепящим, но не ослепляющим, где воссоединено было все: небеса и тверди, порядок и случай, блистающий пик мгновения и пропасть времен, всё, объединенное в три равноемких круга, в знание, волю и страсть, в пустоту, энергию и материю; триединый свет этот, unus mundus — основополагающее единство и неразрывная целостность — таков, что изобразить его было бы свершеньем всех усилий, высшей красотой, гранью, за которой уже ничего нет, потому что больше ничего и не нужно. Но никакие слова не способны на это, ведь здесь мы подошли к пределу возможности слов.