Алекс Шакилов - Остроги. Пси-Войны

Натянулась цепочка, возвращая «форточку» на место. Какое-то время ничего не происходило, а потом массивная дверь со скрипом — её специально не смазывали — приоткрылась.

— Входи, Гурбан. Вилен ждёт.

Он протиснулся в щель и окунулся во мрак. Резких движений старался не делать — зачем провоцировать охранника, на глазах у которого наверняка прибор ночного видения, а в руках кое-что серьёзнее стрелы?

— Что-то совсем уж на осадном положении… — пробурчал Гурбан, ему не понравилось, что в тамбуре темно, как в тылу у африканца.

Кстати, к почти что африканцу в гости он и нагрянул. Родители Вилена, натуральные чернокожие, приехали в Россию учиться и остались тут жить, и зачали сына.

Медленно, подмечая изменения, Гурбан поднялся по щербатым ступенькам на второй этаж. Стёкла здесь, как и во всём доме, заменили на листы жести, то есть свет снаружи не проникал. Но тут, на втором, было светло — горела лампочка у потолка.

Вопрос бесперебойного электричества в Туле решился давно и окончательно — иначе острог прекратил бы своё существование в первые же дни Псидемии.

Остановившись у двери, обитой чёрным дерматином, Гурбан постучал трижды.

Звонко — даже чересчур — щёлкнул замок, скрипнул засов, звякнула цепочка.

Подняв руки над головой, Гурбан вошёл в квартиру — и его оглушил восторженный вопль:

— Лучше член забить в сосну, чем попасть служить в «Десну»!

Здоровенный, чёрный, как смоль, мужик облапил командира чистильщиков и легко, будто воздушный шарик, оторвал от ковровой дорожки на полметра.

Очень хотелось ответить подобной шуточкой, но тогда обмен любезностями затянулся бы. А время сейчас ой как дорого: секунды — и той жалко.

Обнимаясь с товарищем, Гурбан сразу приступил к делу:

— Вилен, я рад тебя видеть. Но я не просто в гости пришёл. Выслушай меня, это важно, Вилен. Это очень важно.

Негр — высокий, крепкий, с едва заметным брюшком под линялой тельняшкой — тотчас опустил его на пол:

— Твои люди там, у подъезда? Накормить, всё как положено?

— Мои. Спасибо.

Что ж, теперь команду Гурбана примут — уже принимают — по высшему разряду: горячая еда, чай, постель. А на прощание всем выдадут оружие и патроны. Как говорится, свои люди, сочтёмся. А если и нет, клан не обеднеет. Зареченцы всё-таки, а не какие-то мосинцы, которые спят и видят, кому продать родную мать за полушку.

Зная о неприязни между кланами, Гурбан решил начать издалека:

— Как дела у Наума? Ещё коптит небо?

И так будто вырубленное из чёрного мрамора лицо стало твёрже приклада АКСУ:

— Ага, московским зад регулярно подставляет твой Наум.

Вилен шагнул к столу, на котором лежал обычный с виду бронежилет, хороший такой, массивный, но в меру — под свободной курткой его не видно будет. Рядом с броником сиротливо валялась потрёпанная книга за авторством какого-то Кропоткина, а ведь негр отродясь не проявлял тяги к литературе, может, и читать не умел.

— Типа с московскими объединяться надо, иначе зверьё сожрёт. Он готов отдать им свой пай, третью часть Острога-на-колёсах, которым Тула все эти годы только и живёт.

Гурбан крякнул от удивления, услыхав такие речи.

Это было что-то новенькое, раньше Горбатый до такого маразма не опускался. От «сдачи» дурно попахивало. Ведь Острог-на-колёсах делал регулярные рейсы между Москвой и Тулой, часто — в периоды обострения атак зомбаков — лишь он связывал столицу с прочим миром. Вот за эту бесперебойную связь богатые москвичи и платили патронами, топливом и прочими благами цивилизации.

Треть Острога-на-колёсах принадлежала Мосинскому клану, ещё треть — Зареченскому, и последняя часть — Маркусу, некоронованному королю колёсного острога, когда-то простому пареньку, с которым Гурбан пересёкся однажды, но с тех пор прошло много лет, и Маркус стал личностью таинственной, зловещей… Если мосинцы завладеют его паем, то вопрос с зареченцами решится мигом и вовсе не в пользу Зареченского клана.

— Если Тула потеряет независимость, это… это…

Вместо Гурбана закончил кто-то другой, но не Вилен:

— Это будет катастрофой для всех нас.

Только сейчас командир чистильщиков заметил, что в комнате есть третий. А ведь тот стоял себе у заколоченного окна и даже не помышлял прятаться. Просто был он… незаметный, что ли. Роста среднего, лицо невзрачное, глаза серые, волосы серые, одет в серое: штаны мешковатые, пиджачок с латками на локтях. И, главное, улыбался он эдак непонятно: то ли приветливо, то ли виновато, то ли снисходительно. Короче говоря, как хочешь так его улыбку и понимай.

Гурбан никак не хотел. Чтобы сменить слишком уж болезненную для местных тему, он спросил, указывая на стол, точнее — на то, что на нём лежало:

— А это чего такое? Похвастайся, что ли.

— Глаз-алмаз, сразу распознал вещь, а, Гурбан?! — Лицо Вилена в долю секунды размягчилось. — Крутая штука, мне на заказ сделали. Хошь, попробуем? — И прежде чем гость успел отказать, Вилен ловко нацепил на себя бронежилет.

И протянул Гурбану ТТ. Других пистолетов в Туле не признавали.

— На! Стреляй!

— Ты чего… — Рефлекторно (дают — бери) Гурбан взял оружие, но тут же опустил его, жалея о порыве.

— Стреляй, говорю. Только в голову и руки-ноги не надо. — Вилен откровенно наслаждался растерянностью товарища. — Да расслабься ты и стреляй уже!

Гурбан протянул пистолет обратно:

— Нет, не буду я в тебя стрелять.

Босс Зареченского клана хитро прищурился. Было заметно, что он обрадован решением армейского кореша, и огорчился бы, поступи Гурбан иначе.

Вилен протянул ТТ серому парню:

— На-ка. Ты давай.

Серый принял оружие подчёркнуто осторожно, показывая, что к огнестрелу он непривычный, и вся эта возня ему претит. При этом он улыбался. И улыбка эта заставила Гурбана понервничать — серый навёл пистолет аккурат ему в сердце. Идиотская улыбка. Улыбка изувера, отрывающего мотыльку лапки. Или — блаженного, узревшего боженьку в небесах.

Грянул выстрел.

Бабах!!!

За мгновение до этого серый направил пистолет на Вилена. Стыдно признаться, но Гурбан почувствовал облегчение, когда пуля ударила в грудь не ему, а товарищу.

Вилен остался на месте, лишь слегка вздрогнул. И подмигнул:

— Нравится, а?

Гурбан перевёл дух и ухмыльнулся, мол, видали мы такие фокусы, нас на понт не возьмёшь:

— Холостой?

Сильнее, пожалуй, он не смог бы оскорбить Вилена. От возмущения тот раскрыл рот, но не выдавил из себя ни слова, лишь громко засопел. Вместо него заговорил серый.

Вновь наведя на Гурбан ТТ, он спросил: