Алексей Гравицкий - Зачистка

Беспредельщики из вольной группировки действовали четко и слаженно. Красиво. Пока Агропром не стал отвечать огнем.

Когда один из «свободовцев» кувыркнулся носом в землю, вся красота и изящество плана нарушились, потому как умирать никто не планировал.

Резаный со своими парнями чуть запоздал с наступлением. Зеленые пацаны, никогда не участвовавшие ни в чем подобном, ломанулись вперед яростной невменяемой толпой. И красоты в этом не было никакой.

Когда от Агропрома по бегущей толпе открыли прицельный огонь, ничего красивого не осталось вовсе.

Эйфория кидала вперед. Хорошие защитные костюмы создавали ощущение неуязвимости, но неуязвимости не давали.

Военные несколько дней назад прошли по Агропрому все-сметающей смертоносной волной и вымели из бывшего НИИ кучу отребья. Парни Резаного воевали с профессионалами. Воевали неумело, спонтанно. Неумно. Но все же поджимали.

А с другой стороны жали «свободовцы». Профессиональнее, с пониманием дела. Но и здесь не было ни красоты выстроенной накануне стратегии, ни романтики боя, о которой трындят восторженные недоумки.

Все выглядело зло, хаотично и страшно.

Когда треснула первая очередь, Мунлайт и Снейк под присмотром трех автоматчиков спускались по лестнице. Первым напрягся генеральский охранник. Дернул было автомат, но подопечные не собирались бежать.

Выстрелы зачастили с новой силой где-то в стороне. Потом откликнулись ближе.

Телохранитель выматерился.

Я к генералу. Эти двое на вас.

И крупными скачками через несколько ступеней помчался наверх.

Шевелись, — зло рявкнул на Мунлайта один из автоматчиков.

А потом грянул взрыв, оглушая, сотрясая стены. Обвалился пласт штукатурки. Что-то рухнуло сверху, долбанув седого по темени. Перед глазами поплыло, и Мун опустился на колени.

Твою мать, — пробормотал он, переставая понимать, что происходит вокруг.

Совсем рядом затрещали автоматы.

Когда-то Хворостин сказал, что здесь идет война. Тогда генерал слукавил, чуть приукрасил, чуть нафантазировал. Сейчас фантазия превращалась в реальность. Мате-риализовывалась.

Потеряв всякий контроль над собой и своей речью, генерал судорожно впихивал в пистолет обойму.

Звякнуло разлетевшееся оконное стекло. Хворостин шарахнулся в сторону. Только шальной пули ему не хватало. Вжавшись спиной в стену, он заскользил по периметру помещения к окну. Осторожно выглянул наружу.

Дверь распахнулась от сокрушительного удара.

Хворостин резко обернулся и чуть успокоился. В дверях стоял охранник.

Что происходит? — зло спросил генерал.

Нападение. Судя по всему, идет по двум направлениям.

Кто напал? Сколько их? Откуда?

— Не знаю, товарищ генерал, вам надо уходить отсюда. «Куда? Некуда отсюда уходить», — подумал Хворостин

и молча пошел к двери.

За что они воевали? Нет, не военные, которые вгрызлись в Агропром и держали его всеми силами. А те, другие, которые, зная о планах генерала, зная, что могут уйти, остались и взяли в руки оружие?

За что ломился вперед озверевший Рыжик, когда пулей свалило его приятеля? Ведь не за возможность таскать артефакты, рискуя жизнью, облучаясь, постепенно подгоняя собственный конец.

За что отчаянно воевал Резаный? Ведь не за статус местечкового гуру.

За что отнимал то, что обещал Гиппократу спасать, Айболит?

За что пришла воевать сама Коса?

Наталья не могла этого объяснить. Говорить или даже думать о таких вещах словами не получалось. Такие вещи надо чувствовать. А когда пытаешься передать чувство на словах, оно теряется. Язык несовершенен, он губит искренность.

Коса вынырнула из укрытия и побежала вперед, постреливая на бегу. Неприцельно, бессмысленно, наудачу.

Искренне она чувствовала, что они воюют за свой дом. Потому что в конечном счете человек воюет по-настоящему только тогда, когда у него пытаются отнять дом, жизнь, родных.

Выходит, Зона стала всем этим людям родным домом? Глупость какая.

Она бросилась на землю, скрывшись за невысокой кочкой, чувствуя себя в безопасности. Врага видно не было, а значит, и ее не видно.

Это была последняя мысль женщины-сталкера. Шарахнула очередь.

Противник знал, что делает, в отличие от Косы. У нее же картошку варить выходило лучше, чем воевать. А подставилась она и вовсе глупо.

Но в горячке, охватившей все вокруг, этого никто не заметил. Смерть часто бывает незаметной.

Мунлайта мутило. Звуки стали глухими, словно доносились через ватный матрас. Седой поднялся на ноги. Снейка рядом не было. Конвоиров тоже. Вернее, был один. Лежал рядом в куче строительного мусора с размозженной головой. Рядом валялся автомат.

Змей… Охрана… Автомат… Генерал…

Он попытался собраться с мыслями. Вышло паршиво. Шум вокруг стал резче, обрел прежнюю четкость и звучность. Но вместе с тем почему-то и замутило сильнее.

Снизу и снаружи неслись крики и выстрелы. Мун поднял автомат, пошатываясь сделал несколько шагов.

Сверху затопало отдаленно. Кто-то поспешно спускался вниз. И судя по дробным ударам ботинок о ступени, спускавшихся было как минимум двое.

Мунлайт отклонился к стене, упершись в нее плечом, вскинул автомат и взял на мушку соседний лестничный пролет, уходящий наверх.

Ждать пришлось недолго. Как только на верхних ступенях пролета появились ноги в тяжелых армейских ботинках, он нажал на спуск. Автомат дернулся, вытряхивая мысли о тошноте. Сверху вскрикнули. Простреленные ноги подломились, и генеральский телохранитель повалился на ступеньки.

Седой дал еще одну очередь и бросился вперед. Сверху нервно хлопнул пистолетный выстрел. Пуля просвистела в паре метров от него. Видимо, стреляли, чтобы припугнуть.

Судя по звуку удаляющихся шагов, стрелявший побежал обратно наверх.

На ходу шарахнув из автомата по извивающемуся от боли, валяющемуся на ступенях телохранителю, Мунлайт рванул наверх.

Звук шагов беглеца чуть оторвался. Мун чувствовал, что висит на хвосте, что осталось перемахнуть лишние полпролета, и беглец появится в поле зрения, но сил на рывок не было.

Топот сбился с ритма и сместился в сторону. Не иначе убегающий свернул с лестницы. Мунлайт отмахал еще один пролет и метнулся на этаж. Вправо уносился обшарпанный коридор. Шагах в пятнадцати вперед по коридору стоял генерал с поднятым пистолетом.

Мун шарахнулся назад на долю секунды раньше, чем грохнул выстрел. Вторая пуля с опозданием всобачилась в косяк ведущего на лестницу дверного проема.