Георгий - Спаситель океана, или повесть о странствующем слесаре

Он улыбнулся и молвил загадочно:

– У меня самая гуманная профессия на свете, – и затем повернулся к коту: – ну что, дядя Вася, заговорились мы тут, а? А дел на планете хоть отбавляй.

Кот все это время сидел чуть в сторонке, переводил свой взгляд на того, кто начинал говорить, смотрел внимательно, будто слушал, – прикидывал цену словам.

– Пойдем, дядя Вася, – сказал Базиль Тихонович. Он подхватил кота под мышку и ушел с ним в дверь, ведущую в подвал, где была котельная.

А мы остались на месте – гадали, кто же все-таки он, этот Базиль Тихонович.

– Начнем с того, – сказал Феликс, – что у него самая гуманная профессия.

– Я знаю, кто он. Он – доктор, – заявил тут же Яша.

На самом деле Яша считал врачей сущими мучителями и свое мнение уже давно обнародовал. И сейчас он назвал профессию врача самой гуманной только потому, что так считали взрослые. А Яша всегда был послушным мальчиком.

Но, слава Богу, Базиль Тихонович совсем не походил на врача. Мы с Феликсом облегченно вздохнули, потому что разделяли Яшины взгляды на медицину.

И тут меня осенило.

– Он продает конфеты! Он продает конфеты! – закричал я.

Лица моих друзей посветлели.

– По-моему, ты угадал, – сказал убежденно Феликс.

После этого мы разом вспомнили о Зое и дружно посмотрели на ее окно. Наша дама сердца мужественно держалась на месте. Только в ее руке красовался новый бутерброд. Как уж он попал к Зое, если она не отходила от окна ни на шаг? Может, это и вправду был все тот же единственный Вечный бутерброд?

Феликс и Яша благородно молчали. Я угадал первым и поэтому имел полное право вознаградить себя.

– Зой, слышь? У нас теперь будет жить продавец конфет! – закричал я истошно.

– Я уже слышала, – сказала Зоя спокойно. – Ты кричал так, будто я за сто километров. Но где же он будет жить, если все квартиры заняты и никто не уехал из дома? Ты об этом подумал?

Она была права. Все квартиры были заняты. Это уж мы знали точно. Если бы кто-нибудь выезжал, такое грандиозное событие не прошло мимо нас. И в то же время мы слышали собственными ушами, как Базиль Тихонович сказал, что отныне он будет жить в нашем дворе.

Так он задал нам первую загадку.

– И потом, – не унималась Зоя, – и потом, не будем обманывать себя. Уж кому-кому, а нам-то с вами известно, что бывает, если съешь много конфет. Значит, эта профессия не такая уж гуманная, между нами говоря. Вот так-то, Васенька, поспешишь – людей насмешишь, – закончила она ехидно.

Видно, взрослые правы, когда говорят, что судьба играет человеком. Только что ребята тайно сгорали от зависти ко мне, а теперь не знали, куда деть глаза из-за жалости.

До чего же вредная у нас дама сердца, так и норовит унизить человека, который хочет отличиться перед ней. «Но ничего, – подумал я мстительно. – Сегодня я буду снова мечтать и тогда уж тебе сполна отомщу. Ты попадешь в какую-нибудь беду и будешь просить, чтобы я спас, но я скажу с улыбочкой: „Извините, мадам, боюсь поспешить и людей насмешить“. Она, конечно, заплачет, попросит простить, но я приподниму слегка широкополую шляпу с пером и удалюсь на коне самой лучшей арабской породы».

Пока я планировал месть на ближайшее будущее, на то время, когда меня уложат спать и можно будет, забравшись с головой под одеяло, всласть помечтать, мой верный друг Феликс, рискуя тоже впасть в немилость, нанес за меня ответный удар.

– Ну, а кто же он тогда, по-твоему, Базиль Тихонович? – спросил Феликс, стараясь скривить губы в убийственной усмешке.

– А вот это вы и должны узнать, – ответила Зоя спокойно. – Это дело сильных мужчин, в конце-то концов. А я – слабая женщина – буду ждать, как царевна, в окошке.

Я сидел над школьным учебником, но дальше первой строки урок у меня не шел, потому что я только и думал, как бы все-таки первым разрешить загадку Базиля Тихоновича. Другого выхода у меня просто не было. Месть моя не удалась. Зоя так молила спасти ее от компрачикосов, хотевших сделать из нее еще одного человека, который смеется, что я не выдержал, пронесся мимо этой вредной девчонки и подхватил ее на ходу на борт своего космического корабля в тот самый момент, когда злодеи уже положили ее на операционный стол и занесли над ее головой свой сверкающий хирургический нож. Я сделал это точно джигит, так что даже не упало ни крошки от Зоиного бутерброда.

Но если мне удастся первым открыть тайну Базиля Тихоновича, тогда уж Зое точно несдобровать. Я подойду к ней небрежной походочкой и сообщу так, между прочим, разгадку. А потом удалюсь с достоинством. Зоя, конечно, воскликнет вослед отчаянно: «Вася, куда же ты?» А я, обернувшись, скажу с горечью: «Тебе мало того, что я раскрыл такую запутанную историю? Что тебе еще нужно от меня?» – «Ничего! Вася, честное слово, ничего! – крикнет она.

– Я ведь, в сущности, девочка добрая. Хочешь, отдам свой бутерброд?» Увы, я хорошо знал себя. Я подумал, что вернусь и откушу от ее бутерброда. Всего лишь маленький кусочек, чтобы не оставить Зою голодной, но все же откушу.

В разгар моего торжества из кухни вышла бабушка и сказала, вытирая мокрые руки о передник:

– С кем это ты разговариваешь? Опять с самим собой. Вот так-то ты готовишь уроки? Ну-ка сбегай тогда в котельную за слесарем. Скажи: протекает на кухне труба.

В котельной гудели огромные газовые печи, будто какие-нибудь марсианские машины. Я даже забыл, что прибежал за слесарем, остановился, стал ждать: а вдруг из-за сплетения труб выйдет Аэлита? Если она выйдет, то окажется очень похожей на Зою. То есть она и будет Зоей. Это я уж знал точно.

Но нашего слесаря не забудешь надолго, до того он сердитый человек. Стоило остановиться на миг, как он выходил из своей жилой каморки и начинал шуметь:

– Ну, что здесь не видел? Ты по делу пришел? Если по делу, то говори. Или марш отсюда!

Наверное, этот чудак считал, что если я посмотрю на печи лишний раз, то с ними случится что-то ужасное.

Поэтому, когда и сейчас скрипнула дверь его каморки, я поспешно отвел глаза от печей, чтобы он не заметил, что я на них смотрел. Зачем расстраивать человека.

Но дверь-то скрипнуть скрипнула, да только из каморки вышел не слесарь наш, а Базиль Тихонович собственной персоной.

– Здравствуйте, – сказал я. – Мне нужен слесарь.

– Слесарь-водопроводчик? – спросил Базиль Тихонович.

– Ага.

– Тогда тебе нужен я! – объявил Базиль Тихонович торжественно.

Я уставился на него, ничего не понимая.

– Ну как мой сюрприз? А. ты до сих пор поражен? Так вот, бывший властелин этого подземелья удалился на пенсию. И сюда пришел я. Я тебя понимаю: тут слишком мрачно. Ничего, скоро здесь будет дворец. Я выпишу с Урала малахит. Дам телеграмму в Большой театр, пусть пришлют свою запасную люстру. Как ты думаешь, есть в Большом театре запасная люстра? Лично я полагаю, что есть. Во всяком случае, для меня найдется.

– Ишь, из Большого театра ему люстра нужна, – послышался откуда-то из-за сплетения труб голос истопника Ивана Ивановича, – тут тебе котельная, а не какой Эрмитаж.

– А почему бы и нет? – откликнулся Базиль Тихонович. – Место, где трудится человек, должно быть еще краше Эрмитажа. Лично нам с дядей Васей роскошь чужда, – пояснил мне новый слесарь. – Я забочусь о жителях нашего дома. Чтобы здесь все радовало их глаз. Фонтаны и пальмы! Я обращусь с личным посланием к президенту одной прогрессивной республики в тропиках, и он непременно пришлет десяток колибри. Представь, здесь между труб порхают колибри! Ага, ты хочешь, чтобы я дал тебе аудиенцию? Тогда заходи!

Он церемонно отступил в сторону, освобождая вход в каморку. Его пышная речь и изысканные манеры окончательно потрясли меня. А войдя в каморку, я обнаружил, что новый слесарь-водопроводчик не бросал слова на ветер и уже энергично осуществил часть своих грандиозных планов.

Прежде всего меня ослепило ярчайшим светом. Это под потолком сияла громоздкая, вытесанная из серого дешевого мрамора люстра на пять ламп.

– Свет раздвигает стены, – изрек хозяин каморки.

Напротив дверей на тумбочке красовался бюст Ломоносова. А между тумбочкой и алюминиевой раскладушкой («Моя походная кровать», – сейчас же пояснил слесарь), так вот, между тумбочкой и походной кроватью стояло старинное кресло. На его лысом, утратившем цвет бархате сидел в позе копилки кот дядя Вася и смотрел на меня в упор.

Каморка была заполнена ровным гулом. Я вначале решил, что где-то скрыт мощный трансформатор или большая лампа дневного света, но вскоре понял, что это мурлычет кот. Он понял по моим глазам, что я догадался, в чем дело, и тотчас умолк.

– Что будешь пить? Может, старый добрый эль? Или пинту ямайского рома? – спросил Базиль Тихонович, положив крепкую ладонь на мое плечо.

– Пинту, – прохрипел я.

От волнения у меня пересохло в горле. Неужели у этого странного человека есть настоящий ямайский ром – напиток знаменитых покорителей моря?