Седьмой округ (СИ) - Далинская Олеся

— Чем ты питаешься, Зои? — высокая темноволосая женщина, раздраженно хлопала дверцами кухонных шкафов, — по состоянию твоей кухни нетрудно догадаться… — Она вдруг нахмурившись, обернулась к растрепанной, светловолосой девушке. Та сидела за столом и задумчиво помешивала ложкой чай.

Зои очень тепло относилась к своей матери, но эти еженедельные тщательные ревизии продуктов порядком поднадоели, все было предсказуемо, поэтому в ее ворчание особо не вслушивалась. Она лишь ждала, пока та доберется до верхней полки в углу, где спокойно себе стояла целую неделю початая бутылка кукурузного самогона. Тишина, возникшая спустя пару секунд дала понять, что женщина нашла пойло. Грета вздохнула, достала единственный стакан в соседнем шкафу, плеснула алкоголя на пару глотков и решилась задать вопрос, который сразу возник у нее при осмотре осиротевших полок дочери:

— Леон… — женщина замялась, сделав вид, что поправляет выбившуюся из аккуратной прически, прядь волос. — Он ушел, да?

Монотонное постукивание, наконец, прекратилось, и дочь обратила внимание на застывшую посреди ее убогой кухни мать со стаканом в руке. Вся статная фигура женщины выражала немой вопрос и ожидание пояснений. Пауза затянулась, Зои звякнула напоследок ложкой и, подперев кулаком подбородок, попыталась изобразить на лице заинтересованность в этом разговоре. Хотя девушка не сомневалась в том, что ситуация с уходом этого напыщенного идиота была закономерна и мало удивила ее мать. Ну, что ж, если уж она хочет констатации факта…

— Увы, как видишь, вместе с продуктами из этого дома исчезают и мужчины, — улыбнулась Зои и расслабленно откинулась на спинку стула, — ты же сама прекрасно понимаешь, что ничего бы не вышло.

Она усмехнулась и поняла, что в отличие от прошлого раза, причитаний и длительной лекции о тяготах семейного быта в жизни молодой ячейки общества не будет. Поморщилась, вспомнив первый, с громкой перепалкой, вылет Леона из своей квартиры, возмущенные комментарии матери с заламыванием рук и, остановив взгляд на напряженном лице Греты ждала, что та, наконец, скажет. Скажет о том, из-за чего сейчас ее брови хмурятся и во всем облике появилась суетливость.

— Черт с ним…я не питала иллюзий по поводу тебя, — мать коротко взглянула на дочь. А вот это уже было необычно, и та вопросительно подняла брови, догадавшись, что возникли проблемы, и судя по всему с этим козлом Андре. Только эта личность могла отправить со свистом на задний план перспективы ее, Зоиного, становления как жены.

— Что в этот раз он учудил, — мать молчала, глядя в стакан, — дай угадаю. Ма, он опять влез в долги?

Пытаясь сохранить лицо и подавить в себе неловкое чувство, Грета подняла глаза к потолку и, прошелестев длинной юбкой, села за стол напротив.

— Я хочу уйти от него, поверь, я тоже устала…и я, — мать зачастила, торопясь выплеснуть эмоции, — я так устала. Да, сама виновата, ведь знала, с кем связывалась, — прикоснувшись ладонью ко лбу, опустила голову, — но, Зои, ты же помнишь, как было тяжело после лаборатории…Я, совсем не приспособленная к жизни вне нашего городка. С семилетней дочерью, абсолютна одна, а Андре помог в свое время, что я тебе это все говорю.

— Ну так уходи, ты сейчас не с малолетним ребенком на руках… ты у себя, — да, звучало резко и слегка цинично. Зои пожала плечами, пытаясь подобрать слова, — ты у себя одна, — она встала и подошла к окну, в ожидании, когда зайдет речь о его долгах, без этого не обойтись. Даже уход от этого мерзкого типа нужно оплачивать. Грета знала свою дочь и, наконец, не стала тянуть, опуская ненужные разговоры:

— Ладно, пропустим сантименты, — прервалась на то, чтобы сделать небольшой глоток из щербатого стакана, — ты не представляешь, кого я встретила…Виту! Ну, Зои, ты что, не помнишь? Племянница коллеги отца, ну того бородатого дядьки из охраны, — мать слегка улыбнулась, вскидывыя брови. Зои нахмурилась, пытаясь вспомнить. — Ну? Вита?? девушка недоуменно смотрела, не понимая такой безмерной радости матери:

— И?

— Она работает в центре. Вита может помочь.

— Я поняла тебя, — Зои вновь отвернулась к окну. В открытую форточку залетела оса и теперь жужжала, прыгая по гладкой поверхности стекла. Назойливый звук насекомого, бьющегося туда, где видит свет и откуда ощущает тепло, вызывал раздражение и чувство дежа-вю, как будто вот сейчас вспомнит нечто неприятное, то, что ей не нужно. Зои взяла тряпку с подоконника, служившую полотенцем в крохотной кухне, поймала осу и вытряхнула за окно. Мать она хорошо знала и спорить с ней не хотела, не сегодня — высокомерная, гордая и очень красивая в прошлом, да что говорить и сейчас, вышедшая из семьи военных и жена известного ученого, которая организовывала, и весьма неплохо, весь быт научного городка. Грета умела добиваться своего, упрямства ей было не занимать.

Зои почувствовала руки матери на плечах, та с нежностью прижалась щекой к ее затылку.

— Детка, я переживаю …мне, в отличие от тебя, посчастливилось прожить не самую малую часть своей жизни в нормальных, человеческих условиях. А ты…в этой убогости и нищете. С этой долбаной кукурузой везде — в тележках на улице, в еде… — Взгляд Греты замер на ярко желтых початках, лежащих рядом, на пятнистом из-за старой отвалившейся краски, подоконнике.

— И в самогоне. — Покосилась на стакан в ее руке недовольная Зои.

— Ага…и в нем.

Грета тоскливо вздохнула, пригладила, слегка растрепавшиеся волосы дочери, на усталом лице мелькнула легкая улыбка. Ее взгляд блуждал по унылому пейзажу за окном: зиявшие пустотой окна трехэтажного ветхого здания, редкие серые фигуры прохожих, казалось, что даже тусклая зелень немногочисленных кустов, пробивавшихся сквозь трещины некогда ровного дорожного покрытия, имели оттенок серого. «Боже везде эта серость — дома, трава, весь их чахлый унылый сонный городок, небо — и то, изменило привычному цвету, — думалось с горечью ей, — а теперь и она, ее девочка, с прекрасными чертами лица и изящной, гибкой фигурой приобрела этот оттенок…Зои» — Грета отвела взгляд, чтоб избавиться от этой картины.

— Ты была такой прелестной, с почти белыми волосами, а твои глаза… — Зои повернулась, услышав в голосе матери те нотки, которые предшествуют слезам. — О, это определенно глаза твоего отца, серо-зеленые, лучистые и что же теперь? я не узнаю тебя, совсем потускнела, Зои…

— Думаешь, это будет удобно?

— Что…? — мать растерянно переспросила, полностью погрузившись в воспоминания и пропуская через пальцы прядь русых волос дочери, из которых совсем исчез тот блеск, что так восхищал раньше. — Ах, да. Ну что ты, помочь с работой давним знакомым, что здесь такого. Сегодня у меня встреча с ее матерью у тетушки Доти, надеюсь, ее-то ты не забыла? Вроде и Вита там будет, положись на меня, — ободряюще улыбнулась Грета.

Женщины быстро шли по самой широкой улице центрального района городка, которая, несмотря на ухудшающуюся погоду и почерневший горизонт, грозящий перейти во всемирный потоп, была достаточно непривычно оживлена. Сонливость и тишину Азамаса нарушили съехавшиеся фермеры из приграничных районов со своим урожаем. Всюду бродили хмурые люди с тележками, доверху забитыми опостылевшей кукурузой, капустой, тыквой и прочими результатами тяжелого, изнурительного труда жителей полей за границами города. Даже редкие велосипеды и те оснащались огромными корзинами для перевозки груза так, что человек с трудом прокручивал педали, а его шаткий транспорт издавал грустный монотонный скрип. Вдали послышался шум мотора, и женщины, прервав разговор, задумчиво проводили взглядом единственный за весь день попавшийся автомобиль. Для Греты, он был напоминанием из прошлой жизни. Тогда, в их округе, она могла позволить себе прокатится с ветерком, до ближайшей лавки, чтобы выбрать свежий стейк на ужин. Или к подруге, поболтать за чашечкой горячего чая. Для ее дочери же? он был диковинкой, исчезающим видом, доступным лишь для избранных членов их нового общества. Когда громко тарахтевший, обшарпанный до незнаваемости первоначального цвета, пикап, скрылся за углом, они, немного помолчав и погрузившись каждая в свои мысли, вновь продолжили идти.