Инквизиция и кошка 3: Неупокоенный дух (СИ) - Ферр Алекс

Дни тянулись медленно и лениво. Точно так же как жирные тяжелые тучи неба Мей-Йильи. Со временем я свыклась со своей участью. Да и как не свыкнуться, когда у тебя на глазах двое медоедов доедают останки когда-то любимого собственного тела. Хмурое лето изредка радовало солнечными днями, раскалённый небесный шар, дарящий свет и радость, вселял надежду. Я наблюдала за тем, как быстро рос малыш-медоед.

Он всё реже играл с блестящим на солнце шариком, а в иные дни даже не подходил. Зато гораздо чаще брал меня с собой в берлогу. В один прекрасный день, когда ночами трава-скороспел снова начала покрываться тонкими иглами инея, мать-медоед, вместо того, чтобы разделить пищу с отпрыском, грозно зарычала и ощутимо дала лапой ему по носу. Малыш покатился и заскулил, но вновь, с поникшей головой приблизился к добыче, принесённой старшей в семье.

Большой медоед с удовольствием расправлялся с крупной рыбиной, уже мертвой, извалявшейся в лесном мусоре. И снова отпрыск получил вместо сытного куска удар когтистой лапой. Была и третья попытка. Четвёртая, пятая. Они не принесли успеха. Голодный малыш поскуливая, взял в зубы сферу и пошел прочь из негостеприимного родительского гнеда.

Ну вот, и тебя выбросили. За время, проведённое в логове медоедов, я успела назвать зверюшек Гретой и Ральфом. Сейчас со мной остался Ральф, малыш, который уже был достаточно большой, всего на полтора десятка сантиметров в холке ниже мамаши. Но оттого не менее опасный.

Я не раз наблюдала, с какой лёгкостью его белоснежные острые клыки рвут податливую плоть и крошат кости. Если бы у моей челюсти была такая сила, наверняка никто из задир, коих в школе находилось в достаточном количестве, не приблизился бы на расстояние вытянутой руки.

Короткое северное лето закончилось. К утру холодостойкую жёсткую короткую травки начал покрывать, будто налёт смерти, иней. Я медленно сходила с ума. Как духи и Сущности, лишённые движения, не теряли рассудок?

Казалось, что если я когда-нибудь выйду, то уже не стану прежней Рийзе. Конец приближался совсем незаметно. Меня начало раздражать пение птиц. Солнечный свет приводил в бешенство. Я металась по своей тюрьме, тщетно изыскивая пути спрятаться от него, но пространства для манёвра в сфере, размером с небольшой детский мячик для подобных целей было маловато. В один из дней я перешла грань. Решила, что больше незачем жить. Стать очередной обезумевшей Сущностью, за которой гоняются маги? Мне хватило чуть больше пары месяцев, чтобы на своей шкуре ощутить, каково это — находиться в изоляции.

Убить себя. Насколько это вообще возможно в ограниченном пространстве сферы?

Малыш-медоед, порыкивая, прижимал мою тюрьму к себе. Не знала, что у зверей могут быть чувства. Уже взрослый зверь хранит ненужную безделушку в память о том, как ему было хорошо и уютно в материнском гнезде. Несмотря на то, что медоед был молод и полон сил, иногда, когда луну на небе не закрывали тучи, он протяжно завывал в берлоге. Прямо как я, когда попала в рабство. Знакомое, гнетущее ощущение, когда тебя вроде бы и любили, но потом выкинули из жизни насовсем. Тоска добавляла негативной окраски в безрадостные ощущения.

Я всю ночь изворачивалась, пытаясь достать из подпространства взрывной кристалл: сфера сильно ограничивала движения, а потому получилось не сразу. Зачем я это делала? Существование в тюрьме с перспективой провести здесь тысячелетия. Работа с подпространством не подразумевает под собой затрат Силы, на которой стоял блок. Я хотела умереть. Были сомнения в том, будет ли воздействовать кристалл на магическое тело, но попытаться всё же стоило. Времени у меня более чем достаточно. Долгие минуты ожидания вытеснил собой успех: я наконец вытащила из подпространства самовзрывающийся кристалл, который, как по часам, должен был произвольно взорваться. Он был на порядок больше, чем я ожидала. Тело заполнило уютное тепло, в то время как в самом деле внутри сферы происходил апокалипсис.

Медоед заскулил и отбросил стеклянный шар. Когда взрыв утих, я огляделась. Выжженная трава на несколько десятков сантиметров окрест напрямую говорила о том, что тюрьма может нагреться. Причём чертовски сильно!

Занимался рассвет. Из берлоги, прихрамывая, вышел медоед и, увидев старую игрушку, подошёл, заинтересованно обнюхивая. Ему досталось здорово: большие сильные звери ни с того ни с сего хромать не будут. А у меня в голове начал потихоньку зарождаться план, как выбраться из ненавистной стекляшки.

За несколько суток тщательных тренировок я научилась доставать не только взрывные кристаллы. Вторым видом занятных вещичек загадочного мира стал концентрированный лёд. Если в подпространстве существовали силы, сдерживающие основные элементы в концентрированном состоянии, то здесь, в моём родном мире, они отсутствовали напрочь, заставляя чужеродные вещества бесконтрольно расширяться, образуя взрыв.

Ещё одно озарение: в магической оболочке у меня больше контроля на работе с подпространством. Либо сказывалась изоляция, либо — природа, но кристаллы я вытаскивала именно того размера, который задумывала.

Основной проблемой стало доставать кристаллы с нужной периодичностью, но, поставив цель и натренировавшись, я наловчилась.

Пока проходили эксперименты, медоед сначала со страхом косился на сферу, а затем, улучшив момент, отпинал лапой подальше от своей берлоги. Кому понравится, когда рядом с твоим домом то полыхает раскалённая лава, то землю покрывает льдом дикий холод?

Я по-прежнему плохо представляла, где нахожусь. Знаний по картографии хватало на то, чтобы знать: чуть за городом протекает широкая водная артерия, создающая естественную границу с северными вольными степями, разбитыми на множество независимых мелких княжеств. Торговых отношений с степняками Империя не водила, но путешественники поговаривали, что народ там в большинстве своём дружелюбен и прост, непритязателен и в основной массе времени занимается борьбой за существование. Это если верить на слово трактатам и учебникам, что творится в степях на самом деле — неизвестно.

С изъятием материи подпространства тоже возникали сложности. Полубезумное сознание поначалу гасло после каждых шести кристаллов. К концу эксперимента, когда скорость материализации была отработана, и я уже чётко видела выход, количество возросло до дюжины.

Настала пора действовать. Очнувшись после очередного небытия глубокой ночью, я начала ждать рассветных сумерек. Если у меня всё получится, то уже наглядно я смогу сориентироваться на то место, куда нужно будет двигаться.

Едва край солнца выглянул из-за горизонта, и восток зарделся алым, достала крупный кристалл из подпространства и зажгла огненный вихрь внутри сферы. Как только стенки моей тюрьмы накалились докрасна, тут же материализовала глыбу с концентрированным холодом.

Стеклянный шар подлетел вверх метров на тридцать, вровень с верхушками самых высоких сосен. В полёте заприметила направление, в котором находилась заводь. Пока тесная сфера находилась в воздухе, с силой обрушила на одну из стенок заряд огня, чтобы сместить точку приземления. Удалось.

Тюрьма, стала на несколько десятков метров ближе к цели. Или сотен метров. Приземляясь, я уже не видела желанного ориентира, как и исходной точки старта. Взорвав непрошибаемыми краями гору мягкой лесной землицы, и, по-видимому, придавив семейство грибов, огляделась. Зря. Обзора не было совсем: шар, приземляясь, образовал неглубокую воронку.

Во мне горела жажда действия. Спустя столько времени пассивного существования я наконец могла хотя бы мало-мальски управлять передвижением сферы. И в ожидании сошла с ума. Прислушиваясь к своим мыслям, не узнавала ту Рийзе, которая была готова броситься с головой в омут и одновременно доверяющую самое сокровенное инквизиторским ищейкам. Глупая, незрелая и безответственная. Я себя не узнавала, и себя же ненавидела, не могла примириться, не хотела помнить, кем была до того, как попала в эту тюрьму.