Крыло Книга 4 (СИ) - Оришин Вадим Александрович "Postulans"

«И я тебе скажу в свою чреду:

Иди за мной, и в вечные селенья

Из этих мест тебя я приведу,

И ты услышишь вопли исступленья

И древних духов, бедствующих там,

О новой смерти тщетные моленья;

Потом увидишь тех, кто чужд скорбям

Среди огня, в надежде приобщиться

Когда-нибудь к блаженным племенам.

Но если выше ты захочешь взвиться,

Тебя душа достойнейшая ждет:

С ней ты пойдешь, а мы должны проститься;

Царь горных высей, возбраняя вход

В свой город мне, врагу его устава,

Тех не впускает, кто со мной идет.

Он всюду царь, но там его держава;

Там град его, и там его престол;

Блажен, кому открыта эта слава!»

«Божественная комедия», Ад, Песнь Первая 112–129, Данте Алигьери

«На синем — темно-розовый закат

И женщина, каких поют поэты.

Вечерний ветер раздувает плат:

По синему багряные букеты.

И плавность плеч и острия локтей

Явила ткань узорная, отхлынув.

Прозрачные миндалины ногтей

Торжественней жемчужин и рубинов.

У юных мучениц такие лбы

И волосы — короны неподвижней.

Под взлетом верхней девичьей губы

Уже намеченная нега нижней.

Какой художник вывел эту бровь,

И на виске лазурью тронул вену,

Где Рюриковичей варяжья кровь

Смешалась с кровью славною Комнена?»

София Парнок

Никогда не чувствовал себя настолько паршиво. Разум силился осознать, что происходит. Где я нахожусь. Сколько дней прошло. Хоть что-нибудь, за что можно было бы зацепиться. Но воспоминания были каким-то… Сумбурными. Нереальными. А память о чудовищной боли…

С трудом приоткрыв глаза, я увидел рыжую макушку, лежавшую у моей руки. Соня.

Но вместо радости за девушку, живую, здоровую, целую, мои внутренности защемило тисками осознания. Измученный разум, получив зацепку, безжалостно высыпал на меня всё то, что я бы предпочёл не помнить. Девушка, что полусидела на неудобном больничном стуле, положив голову на мою кровать, не была Соней. Мне оставалось надеяться, что где-то внутри ещё сохранилась та самая, настоящая. Не знаю, что именно с ней сделал синий, но вряд ли что-то хорошее.

«Астарта?» — обратился я к демону.

Ответ пришёл не сразу. Я ощутил своего потустороннего спутника. Демоница заворочалась где-то в глубине, но приходившие от неё ощущения недвусмысленно намекали — ей очень плохо. И тем не менее она нашла в себе силы ответить:

«Я здесь,» — ни шуток, ни насмешек. Короткий ответ.

«Досталось нам обоим по полной программе, да?» — попытался я её немного расшевелить.

Из глубины, наконец-то, пришёл усталый смешок.

«Худший день в моей жизни, так вы, люди, говорите?»

«Ага,» — согласился и задумался. — «Так что это была за тварь?»

Ответ демоницы был мрачен:

«Я не знаю, малыш. Даже предположений нет. Чем бы эта тварь ни была, я ни с чем подобным никогда не сталкивалась,» — она была непривычно серьёзной. — «Не скажу, что так уж много повидала, но о подобном ублюдке, появись он в нашем мире, молва бы разнеслась. Мы, демоны, не самый компанейские ребята. Но когда среди нас появляется нечто чужое… Я бы знала, если бы такие встречались часто. Я бы о таком всё знала!»

Оптимизма ответ не внушает. И тем не менее я зло ответил:

«Знаешь что? Неважно, что это за монстр такой. Неважно, насколько он силён. Давай-ка встанем на ноги, а затем найдём этого ублюдка. И объясним, что он выбрал себе не ту жертву. Так объясним, что он проклянёт тот день, когда с нами связался.»

Из глубины пришла злая радость, усталая, и через боль и слабость, но именно она.

«Я тебя обожаю, малыш! Я с тобой! Дай только раны залижу!»

Я сделал осторожный вдох, который тут же вызвал резкую боль в груди. А затем открыл глаза снова, уже по-другому. Внимательно осматриваясь и прислушиваясь к себе. Руки забинтованы, ноги судя по ощущениям тоже. Тело слегка чешется, но в сравнении с болью, которую я перенёс, пока не отключился, зуд — мелочь. Попробовал пошевелить пальцами, проверяя, слушается ли тело. Ладонь послушно сжалась в кулак.

Соня, видимо, ощутив моё шевеление, проснулась и приподняла голову. Чистые изумрудные глаза, немного заспанные, несколько секунд фокусировались на моём лице. А затем девушка улыбнулась, выражая смесь облегчения, радости и лёгкого смущения. И как же больно осознавать, что всё это в большей степени навязанные синей тварью эмоции, а не её искренние чувства. Я не знаю, что он сделал. Не только разговор, последние двое суток в моей памяти больше напоминают разорванные клочки, никак не собирающиеся в единое полотно.

— Ты очнулся, — мягко и тихо сказала девушка.

А затем не выдержала и заразительно зевнула, едва успев прикрыть рот.

— Сколько я проспал?

Соня выглянула в окно, пытаясь сориентироваться во времени.

— Сутки точно, и ещё несколько часов, — ответила она. — Сейчас день, а в больнице мы оказались рано утром.

Сутки, значит. Терпимо.

— А ты как? — я попытался немного приподнять голову. — Как себя чувствуешь?

Она села, и выпрямляясь на стуле, как бы случайно провела пальцами по моей руке.

— Всё хорошо. Усталость только. У меня не было серьёзных травм.

Она озабоченно оглянулась на дверь, прислушалась и нагнулась ко мне, зашептал.

— Я рассказала, что во всём виноват Момо, как ты и просил. И ничего… Другого.

Я просил? Синий изменил ей память?

— Я очень смутно помню, что произошло, — осторожно отвечаю.

Она кивает:

— Да, я понимаю. Я позже всё расскажу, — она начала отстраняться, но замерла, ещё раз впившись в моё лицо своими изумрудными глазами и, покраснев, тонкими едва заметными полосками, сказала: — Я очень тебе благодарна. За то, что не побоялся. За то, что пришёл за мной.

И прежде чем я успел хоть что-нибудь ответить, подалась вперёд, накрыв мои губы своими. Самую малость неловкий, но нежный поцелуй. Мягкость её губ, едва уловимый запах мёда, всё это дурманило голову.

Соня отстранилась и поспешно села обратно на стул, внимательно следя за моей реакцией. А что я мог ответить? Что она одурманена, и потому я не могу принять её чувств? Не могу представить реакцию.

— Я всегда буду приходить за тобой, — даю обещание, зная, что не смогу его выполнить.

Соня облегчённо улыбается и, смутившись, хотя и пытаясь это скрыть, встаёт.

— Я позову кого-нибудь. Думаю, тебя должны осмотреть и… Опросить.

Киваю:

— Да. Спасибо, Соня. Я рад, что ты была рядом.

Ответом мне была ещё одна открытая улыбка. Одарённая вышла, оставив меня наедине с собой. И с мыслями, что делать. В затылок упёрлось острое чувство, что мне не хватает времени. Времени на развитие, на обучение, на становление. И нужно хоть что-то узнать об этом синем, кем бы или чем бы он ни был.

Но для начала надо встать на ноги и выйти из госпиталя.

«Астарта? Ты, случайно, не знаешь способов ускорить восстановление?»

В ответ пришёл горький, почти злой смешок.

«Насмешил, малыш. Кто бы мне о таких способах рассказал,» — ответила она.

«Я просто спросил,» — я закрыл глаза и расслабился.

Вскоре появился врач с помощницей. Или медсестрой. Ни он, ни она были мне незнакомы.

Начались процедуры, обследования и осмотры. Я не особо стремился разговаривать, ссылаясь на плохое самочувствие, больше отвечая в стиле: вы врачи, вам лучше знать. После первого эскулапа пришли ещё двое, эти уже вопросов не задавали, только обследовали молча. Возились долго, не меньше получаса. Ушли, вернулся первый. Спросил, не хочу ли я есть. Есть я хотел, поэтому вскоре получил немного постный, но вполне приличный больничный обед. Вот только есть самостоятельно я не мог. Руки хоть и двигались, но неловко, грозя в любой момент уронить ложку.