Генри Каттнер - Ярость

Была белая ночь на Земле и сумеречный рассвет на Венере.

Все знали о сияющей мгле, превратившей Землю в сверкающую в облачном небе звезду. Но лишь немногие понимали, почему сумеречный венерианский рассвет так незаметно переходит в блеклый закат. Все ярче и ярче разгорались подводные огни, и гигантские Купола становились все более похожими на заколдованные сказочные замки.

Семьсот лет назад блеск этих огней просто ослеплял. Шестьсот лет прошло с тех пор, как была разрушена Земля. Шел двадцать седьмой век.

Время замедлило свой ход. Вначале оно бежало гораздо быстрее. Ведь предстояло многое сделать. Венера была необитаемой, но люди собирались на ней жить.

На Земле прошел Юрский период, прежде чем человечество выделилось в разумный вид. Люди оказались существами могучими и хрупкими одновременно. Насколько хрупкими — стало понятно во время землетрясений и ураганов. Насколько могучими — будет видно из того, что колонисты смогут целых две недели продержаться на венерианских континентах.

Человек никогда не сталкивался с яростью и буйством первобытной природы на Земле. А на Венере — пришлось. И люди не смогли противостоять ей. Любое оружие оказывалось либо слишком слабым, либо слишком мощным. Человек мог либо разрушать до основания, либо наносить незначительные повреждения, но обеспечить безопасное существование на поверхности Венеры он не мог. Он столкнулся с силами, о которых даже не подозревал.

Он столкнулся с Яростью… и бежал.

На морском дне было относительно безопасно. Наука, которая сделала возможным разрушение Земли и межпланетные путешествия, смогла создать условия для жизни под водой. На дне возводились защитные Купола. Под ними начали расти города.

Города выросли. И когда это произошло, венерианский рассвет навсегда превратился в сумерки. Люди вернулись в море, из которого они когда-то вышли.

Само рождение Сэма Харкера было вдвойне примечательным. Оно не только предопределило всю его дальнейшую жизнь, но одновременно показало, что происходило в Куполах, тогда еще освещенных огнями цивилизации. Его матери Бесси — хрупкой, миловидной женщине — вообще не стоило бы иметь детей. Миниатюрная и узкобедрая, она умерла от кесарева сечения, открывшего новорожденному дорогу в мир. Мир, который Сэму предстояло уничтожить — чтобы самому не стать уничтоженным им.

Бесси умерла, и Блейз Харкер возненавидел своего сына слепой, лютой ненавистью. Блейз никогда не смог бы видеть мальчика, не вспоминая, что произошло той ночью. Он никогда не смог бы слышать голос Сэма без того, чтобы в его ушах не звучали слабые, испуганные крики Бесси. Ей не помогла даже анестезия — психологически Бесси оказалась такой же не приспособленной для материнства, как и физиологически.

История Блейза и Бесси — это история Ромео и Джульетты, только со счастливым концом. Их счастье продолжалось до того дня, когда на свет появился Сэм. Они были парой богатых бездельников, веселых и беззаботных. Когда вы живете в Куполах, у вас есть выбор: можно заняться активной деятельностью, стать инженером или художником, а можно просто плыть по течению. Общество предоставляло широкие возможности: от игры в большую политику до занятий ядерной физикой, правда, последнее с рядом известных ограничений. Но плыть по течению, если вы могли себе это позволить, гораздо легче. А если и не могли, то жизнь в Куполах была достаточно дешевой, чтобы, даже ничего не делая, прожить без проблем. Просто вам будут недоступны самые изысканные развлечения, вроде Олимпийских садов, вот и все.

Но Блейз и Бесси могли позволить себе самое лучшее. Описание их идиллии могло бы превратиться в поэму о наслаждении жизнью. Казалось, что эта поэма не может закончиться плохо, ибо в Куполах за все платит не индивидуум, а общество. Вернее, все человечество.

После смерти Бесси Блейзу не оставалось ничего, кроме ненависти.

Вот родословие Харкеров: Джеффри родил Рауля, Рауль родил Захарию, Захария родил Блейза, Блейз родил Сэма.

Блейз сидел, развалившись на мягких подушках, и смотрел на своего прапрадеда.

— Катись ты к черту, — сказал он. — Вместе со всеми родственниками.

Джеффри — высокий мускулистый блондин с забавно оттопыренными большими ушами — ответил:

— Ты говоришь так, потому что еще очень молод. Сколько тебе? Еще и двадцати нет!

— Это тебя не касается.

— А мне через двадцать лет будет двести. В свое время я был достаточно благоразумен, чтобы обзаводиться сыном уже после пятидесяти. И еще, я был достаточно благоразумен, чтобы не использовать для вынашивания ребенка свою законную жену. Чем виноват младенец?

Блейз упрямо изучал свои ногти.

Его отец Захария, сидевший до сих пор молча, внезапно сорвался: «Вы что, не видите, что он ненормальный! Его место в психушке! Там из него вытрясут правду».

Блейз улыбнулся: «Я принял меры предосторожности, папа. Перед тем как явиться к вам, я прошел все проверки и тесты. Мой интеллект официально признан совершенно нормальным. Я умственно здоров, папа, и вам с этим ничего не поделать».

— Даже у двухнедельного младенца есть гражданские права, — произнес Рауль — худощавый, смуглый, элегантно одетый человек, с любопытством наблюдавший за происходящей сценой. — Но ты, я вижу, позаботился, чтобы он никогда не смог на них претендовать, так, Блейз?

— Угу.

Джеффри приподнял свои бычьи плечи, уперся холодными синими глазами в глаза Блейза и спросил: «Где мальчик?»

— Откуда я знаю.

Захария яростно закричал: «Это мой внук! Мы найдем его! Можешь быть уверен. Если он только в Куполе Делавер, если он на Венере, мы его найдем!»

— Правильно, — подтвердил Рауль. — Харкеры — очень могущественный клан, Блейз. Уж ты-то должен об этом знать. Именно поэтому тебе до сих пор позволяли делать все, что вздумается. Но теперь это кончилось.

— Так уж и кончилось! У меня достаточно собственных денег. А насчет того, чтобы найти… этого… так не кажется ли вам, что это будет не просто?

— Мы очень могущественный клан, — твердо повторил Джеффри.

— Мы тоже, — насмешливо отозвался Блейз. — А что если вы не узнаете мальчика, даже если найдете? — И он улыбнулся.