Анджей Сапковский - La Maladie

Теперь ее руки были белее обычного.

И вот тут, хотите верьте, хотите нет, я понял, что пахнущий яблоками корабль без руля отходит от берега. Без нас. Без Моргольта из Ольстера. Без Бранвен из Корнуэлла. Но не пустой.

Прощай, Изульт. Прощай навсегда. То ли в Тир На Ног, то ли в Авалоне на века, на целую вечность сохранится белизна твоих рук.

Прощай, Изульт.

Кархаинг мы покинули еще до того, как прибыл Кахердин. У нас не было желания разговаривать с ним. Ни с ним, ни с кем-либо, кто мог находиться на борту корабля, что прибыл из Корнуэлла, из Тинтагель. Для нас легенда уже закончилась, и нам было неинтересно, что с ней сделают менестрели.

Небо вновь нахмурилось, сыпал мелкий дождь. В Бретании так бывает постоянно. Перед нами была дорога. Дорога через дюны, к тому самому берегу. Мне не хотелось думать, что будет дальше. Это уже не имело значения.

— Я люблю тебя, Моргольт, — сказала Бранвен, не глядя на меня. — Я люблю тебя, хочешь ты этого или нет. Хочу ли я этого или нет. Это, как болезнь. Как немочь, что отнимает возможность свободного выбора и топит меня в бездне. Я заблудилась в тебе, Моргольт, и уже никогда не отыщу себя такой, как была. А если ты ответишь на мою любовь, то тоже заблудишься, пропадешь, погрузишься в бездну и уже никогда не найдешь старого Моргольта. Потому хорошенько подумай, прежде чем отвечать.

Корабль стоял у каменистого берега. Что-то оттуда выгружали. Кто-то орал и ругался по-валлийски, подгоняя грузчиков. Паруса убирали. Паруса…

— Эта любовь, как странная болезнь, — продолжала Бранвен, присматриваясь к парусам корабля. — La maladie, как называют это южане из глубины суши. La maladie d'espoir, болезнь надежды. Самолюбивая слепота, причиняющая зло всем вокруг. Я люблю тебя, Моргольт, в самолюбивом ослеплении. Меня не беспокоит судьба других, которых я нечаянно могу запутать в мою любовь, обидеть и растоптать. Разве это не ужасно? Но если ты ответишь чувством на мое чувство… Хорошенько подумай, Моргольт, прежде чем отвечать…

Паруса…

— Мы как Тристан и Изульт, — сказала Бранвен и ее голос опасно сник.

— La maladie… Что с нами будет, Моргольт? Что с нами станет? Неужели и нас окончательно соединит лишь куст терновника или шиповника, что вырастет из берилловой гробницы, чтобы обнять ветвями другую гробницу, халцедоновую? Стоит ли? Хорошо подумай, Моргольт.

Я не собирался долго размышлять. Мне кажется, что и Бранвен знала об этом. Это было видно по ее глазам, когда она повернулась ко мне.

Она знала, что нас прислали в Кархаинг, чтобы спасти легенду. И мы сделали это. Самым верным способом.

Начиная новую.

— Я знаю, что ты чувствуешь, Бранвен, — сказал я, глядя на паруса. — Потому что я чувствую себя так же. Это ужасная болезнь. Страшная, неизлечимая la maladie. И мне понятны твои чувства. Потому что и я заболел, девочка.

Бранвен улыбнулась, а мне показалось, что солнце прорвалось сквозь низкие тучи. Вот какой была эта улыбка, хотите верьте, хотите нет.

Я ударил коня шпорами.

— И на погибель всем здоровым, Бранвен!

Паруса были просто грязными.

Во всяком случае, так мне казалось.