Шарль Нодье - Трильби

Джанни часто слушала рассказы о шабашах ведьм и о праздниках, которые они устраивают в последнем пристанище мертвых во время зимних полнолуний. Порою даже, когда она, усталая, возвращалась под кров хижины Дугала, ей чудился этот капризный огонек, летящий вверх и быстро падающий; ей чудились раскаты странных голосов, визгливый и свирепый смех, звуки песен, такие слабые и неясные, будто они доносятся из другого мира. Ей вспоминалось, что она видела, как ведьмы в жалких лохмотьях, запачканных золой и кровью, скрывались в развалинах неровной ограды или рассеивались в тени лесов и в тумане небес, словно белый и голубой дым пожираемой пламенем серы. Движимая непреодолимым любопытством, Джанни шагнула за внушавший ей робость порог, который она переступала только днем, чтобы пойти помолиться на могиле своей матери. Она сделала шаг и остановилась. На краю кладбища, осененного только тисом, плоды которого, красные, как вишни, упавшие из корзинки какой-нибудь феи, привлекали птиц со всей округи, за вырытой недавно последней могилой, пока еще пустой, стояла большая береза, которую называли древом святого, потому что говорили, будто святой Коломбан в молодости, прежде чем отказаться от суетного света, провел здесь целую ночь в слезах, борясь с воспоминаниями своей мирской любви. С тех пор эта береза стала предметом почитания народа, и если бы я был поэтом, я постарался бы сохранить о ней память для потомства.

Джанни прислушалась, затаила дыхание, опустила голову, чтобы ничто не отвлекало ее слуха, сделала еще шаг, снова прислушалась. Она уловила двойной звук, похожий на звук разбивающейся шкатулки из слоновой кости и на звук раскалывающейся березы, и в то же мгновение она увидела, как по земле пробежал длинный отблеск отдаленного света, побелел у ее ног и погас на ее платье. Она робко посмотрела, откуда исходил луч, осветивший ее, — он шел от «древа святого», а перед «древом святого» стоял кто-то в позе человека, произносящего проклятия, а кто-то второй распростерся в молитвенной позе. Первый потрясал факелом, который заливал светом его неумолимое, но спокойное чело. Второй был неподвижен. Она узнала Рональда и Дугала. Слышался еще один голос, голос погасший, точно последний вздох умирающего, голос, который, рыдая, еле слышно произносил имя Джанни и наконец затих в березе.

— Трильби! — вскричала Джанни. И, оставив позади себя все могилы, она бросилась в ту, которая, конечно, ждала ее, потому что никому не дано обмануть свою судьбу.

— Джанни, Джанни! — позвал бедный Дугал.

— Дугал! — ответила Джанни, протягивая к нему дрожащую руку и взглядывая то на него, то на «древо святого». — Даниэль, мой милый Даниэль, тысяча лет — это только мгновение для тех… только мгновение… — повторила она, с трудом подымая голову; потом она снова уронила ее… и скончалась. Рональд, прервавший на минуту свою молитву, продолжал ее с тех слов, на которых остановился.

Много веков миновало после этих событий, когда судьба путешественника, а может быть, и некая сердечная забота привела меня на кладбище. Теперь оно далеко от всех селений, и лишь за четыре лье от него, на том же берегу, дымятся высокие трубы Портинкэпля. Вся прежняя ограда разрушена; даже остатки ее почти не сохранились, потому ли, что окрестные жители употребили ее камень на другие постройки, или потому, что земля аргайльских лугов, увлеченная внезапным таянием снега, понемногу закрыла ее. Однако время, непогода и даже люди пощадили камень, возвышающийся на могиле Джанни. Там все еще можно прочесть слова, начертанные богобоязненной рукой: «Тысяча лет, проведенных на земле, — это только мгновение для тех, кто потом уж никогда не будет разлучаться». «Древо святого» засохло, но несколько кустов, полных жизненной силы, венчают его сгнивший пень своей пышной листвой, и когда свежий ветер шумит в их зеленеющих побегах и клонит и вновь поднимает их густые ветви, люди с живым и нежным воображением могут в мечтах услышать вздохи Трильби на могиле Джанни. Тысяча лет — это такой короткий срок для обладания тем, кого мы любим, такой короткий срок, чтобы оплакивать его.

Фула — остров на Северном море, считавшийся древними авторами северной оконечностью земли. Некоторые ученые XIX века отождествляют его с одним из Шетлендских островов.

Залив Солуэй-Ферт находится на юге Шотландии, пролив Пентленд-Ферт — на севере ее.

Имеется в виду так называемый «Клавикул царя Соломона», популярная в средние века кабалистическая книга, приписывавшаяся царю Соломону.

Эйр — графство в Шотландии.