Элизабет Хэйдон - Реквием по солнцу

Лизель-ут, красный.

Тот, что сберегает кровь.

Конечно, ни один из них не узнал цвет — то была магия Дающих Имя, древний дар из другого времени, другой земли. Если бы они немного подумали, то поняли бы, что точные указания Гвиллиама по созданию Светолова — от определенных оттенков цветного стекла заданной толщины до размеров металлических конструкций, поддерживающих рельсы, которые, когда по ним катится колесо, производят звук определенного тона, — направлены на создание гармонического сочетания света, цвета и силы естественных вибраций. Эта магия, пришедшая со времен сотворения мира, присуща каждому живому существу.

Но они ничего этого не знали. Зато Шейн и Рур видели его действие: Омет, еще несколько мгновений назад умиравший, теперь лежал, омытый розовым светом, льющимся с небес через витражное стекло. Он дышал в такт музыке, словно она была растворена в воздухе и наполняла его с каждым глотком воздуха, уточняя ритм биений сердца, приливы и отливы дыхания, вибрации его жизненной сущности.

И тем самым исцеляя Омета.

Почувствовав, как отступает страх, Шейн вдруг потерял самообладание. Он склонился над юношей и зарыдал от облегчения. Он ощутил, как Рур сжимает его плечо, поднял голову и увидел улыбку на лице обычно сурового болга. Раньше Шейн никогда не видел, чтобы Рур улыбался.

Они завороженно смотрели, как гудит едва заметно перемещающееся колесо. По мере того как оно замедляло движение, тон становился ниже, а красный цвет начал меркнуть, постепенно сменяясь ярко-оранжевым.

Когда тень красного исцеляющего цвета ушла с лица Омета, они увидели, что его кожа приобрела естественный цвет. Веки дрогнули, он пошевелил головой, словно пытаясь стряхнуть здоровый сон.

Они восхищенно слушали, как вместе с движением колеса, скользящего по рельсам, меняется тон гудения. Затем цвет резко изменился, полностью превратившись в оранжевый.

Фрит-ре.

Тот, что зажигает огонь.

Шейн глубоко вздохнул, почувствовав, что в комнате резко потеплело. Он посмотрел на рукотворную стеклянную радугу, в которой не хватало последнего, фиолетового сектора, и на ясное небо над куполом.

— Какой будет чудесный день, — сказал он Руру. Больше никто ничего сказать не успел — мир взорвался.

Убедившись в том, что Спящее Дитя продолжает спокойно спать, Грунтор запечатал туннель и помчался обратно в Котелок, стараясь побыстрее попасть в Гургус.

Когда до башни осталось три коридора, ему пришлось остановиться.

Вся эта часть Котелка рухнула, превратив туннели в неприступные завалы из обломков камней и мусора. Солда-ты-болги метались по соседним туннелям, вынося раненых и погибших. Все ужасно кашляли из-за поднявшейся пыли.

— Критон! — прошептал Грунтор, глядя на чудовищные разрушения. — Что произошло?

Никто ему не ответил.

Охваченный отчаянием Грунтор подбежал к одному из завалов и сосредоточился, призывая свою связь со стихией земли, направляя ее через ладони на груды камней и глины перед собой.

Глина, земля и камень подчинились могучей магии, отступая перед его ладонями. Он двигался все дальше и дальше, пробивая проход собственным телом.

То и дело ему попадались искалеченные трупы. Он продвигался все глубже и увидел Шейна и Рура, раздавленных тоннами обрушившихся кусков базальта, которые прежде являлись вершиной Гургуса.

О нет, — пробормотал он, проходя мимо Шейна, обезображенного почти до неузнаваемости. — Проклятье.

Грунтор продолжал двигаться вперед, пока не оказался внутри свободного пространства, его глаза, рот и нос разъедала пыль, клубящаяся в воздухе.

Здесь, на полу башни, в сверкающем разноцветье стеклянных осколков, с закрытыми глазами лежал Омет. Он практически не пострадал, если не считать многочисленных мелких порезов. Видя вокруг нагромождения битого стекла, Грунтор был ошеломлен тем, что юноша не превратился в лапшу.

Он осторожно перебрался через груду камней и стекла, в которую превратился прекрасный многоцветный купол, прошел мимо разбитых столов, поднял Омета и положил к себе на плечо.

Юноша застонал, ударившись головой о крепкую спину сержанта.

— Грунтор? — прошептал он.

Сержант развернулся и зашагал назад, в только что проделанный туннель.

— Что? — спросил он.

Несмотря на свое крайне неудобное положение, Омет пытался говорить ясно и четко:

— Теофила… на самом деле… хозяйка гильдии… убийц и воров… Ярима.

В данном вопросе Ой уже на целую голову впереди тебя, — хмыкнул Грунтор, которому пришлось немного наклониться, чтобы спина Омета не задевала потолок туннеля.

Юноша похлопал великана по плечу:

— Рур и Шейн должны быть где-то рядом. Я слышал, как они разговаривали, перед тем как…

Грунтор тяжело вздохнул. Лицо великана сохраняло невозмутимость, но в глазах горела ярость.

— Помолчи, — твердо сказал он. — У нас еще будет возможность поговорить, когда Ой вытащит тебя отсюда и ты отдохнешь.

Восемь дней спустя наследник хозяйки Гильдии Ворона получил с почтовым караваном посылку из Илорка.

Дрант сломал печати и начал осторожно снимать пергамент, в который было аккуратно завернуто что-то явно очень ценное. До сих пор от Эстен приходили только небольшие предметы и бумаги, но он не хотел рисковать, чтобы не повредить содержимое посылки. Судя по запаху, оно и так успело заметно пострадать за время доставки.

Сняв последнюю часть пергамента, Дрант, второй человек в самой жестокой и опасной гильдии воров и убийц Роланда, невольно отступил от стола и прижал ладонь ко рту, однако это не помогло, и его вырвало прямо на пол.

Отправляя ему голову, Грунтор даже не стал закрывать загноившиеся глаза.

МОЩНАЯ ВОЛНА от еще одного взрыва, произошедшего под поверхностью моря, бесцеремонно выбросила кирсдаркенвара и двоих цеплявшихся за него людей на почерневший песок скалистого побережья.

Ощущение твердой почвы под ногами, пусть даже и не земли, а только песка, который так и норовил уплыть вместе с убегающими волнами, показалось Эши чудесным. Он выпустил меч, перевернулся на живот и первым делом убедился, что Рапсодия продолжает дышать. Затем он посмотрел на короля болгов, который так кашлял, словно собирался избавиться от своих легких.

Следующая волна, накатившая на берег, была заметно слабее, она даже не добралась до них. Когда вода отбежала назад, на песке осталось несколько деревянных обломков и обрывков канатов — память о погибшем корабле.

Эши поднял жену на руки и прижал к себе, стараясь согреть. Дракон, живущий в его крови, торопливо изучал полученные ею ранения. Он обнаружил, что Рапсодия заметно потеряла в весе, ее кожа побледнела от долгого пребывания в морской воде, волосы свалялись, к тому же все пряди были разной длины. Эши сглотнул слезы, увидев, какие у нее худые руки и шея.