Наследие Сири (СИ) - Брай Марьяна

Мы смеялись, и я думала о том, что мы точно не выживем, потому что нынешнее поколение можно смело назвать «поколением Сири» — поколением людей с бумажными стаканами в одной руке, и смартфонами в другой. Ответы на все вопросы есть только у Сири — голосового помощника, не имеющего тела, души, чувств. Бороздить космос, открывать новое и развивать науку стало не модно. Ютуб, тик ток, и инстаграм — все, что оставит после себя девяносто процентов нынешних жителей планеты. Ну вот и все, я начала думать как моя бабушка, практически ее словами «мы не сеем и не пашем…».

— Юля, с днем рождения тебя, извини, что только сейчас смог к вам присоединиться — общался со спонсорами, обсуждали тему продолжения сериала. Сейчас я смело могу заявить, что деньги будут, — Миша появился неожиданно, и сразу испарилась атмосфера доверия и легкости, мысли вернулись к проблеме продолжения сериала.

— Миша, не стоит меня поздравлять сегодня ни с чем, это просто вечеринка в честь сами незнаем чего! — я подвинулась, чтобы он смог сесть рядом на лавку.

— Ладно, я знаю, что ты не сильно рада меня видеть, но думаю, от денег здесь никто не откажется — дополнительные серии — дополнительные деньги, — Миша достал из — за пазухи небольшую коробочку. — Вот, поздравляю с твоим первым в этой жизни сорокалетием…. И последним, — Миша заржал над своей шуткой.

Мне стало не по себе от того, что он еще раз, думаю, специально проговорил про день рождения. И так громко проговорил эту цифру — удачи мне не видать. Я проигнорировала предложенную им коробочку, попрощалась с ребятами, перешагнула через лавочку, и пошла к берегу, в темноту.

— Не вздумай топиться, Юляш, сорок — это еще не конец! — прокричал мне в спину Миша, и засмеялся своей новой глубокомысленной шутке. Я слышала, как ребята шикают на него, как Маша сказала ему, что он просто мужлан с фамилией Гринин, а не Марк.

Его слова меня беспокоили меньше всего. Я подошла к кромке воды, легла на камешки, и посмотрела в небо. Глубокая бархатная чернота с ярко мерцающими звездами — совсем как на Урале, скоро Млечный путь будет особенно красивым.

— «Там высоко — высоко, кто — то пролил молоко, и появилась звездная дорооооога» — шепотом пропела я партию Звездочета, которую мы с братом так любили слушать в детстве, еще на пластинках, и мысли о детстве завертелись в голове.

Я проснулась от яркого солнца в глаза, или от крика. Спина затекла — как я умудрилась заснуть в этой неудобной позе?

— Сири, Сири, — кричали достаточно далеко. Ничего себе, как отчаянно человек хочет получить ответ из смартфона. Это вызвало улыбку — наверное снова с интернетом перебои. Глаза — щелочки никак не открывались, но в масенький просвнт между ресницами видно чистое небо, солнце. Пахнет клевером как в детстве на покосе. Прямо надо мной, гудя как маленький, но сильный бомбардировщик, пролетел шмель.

Шмель? Откуда он взялся? За три месяца здесь не видела и мухи. Подняла голову, но в ушах зазвенело, и в глазах помутнело. Господи, неужели я вчера так много выпила? Еще немного полежу. Если не брать в расчет этот крик и головную боль, то все прекрасно. Тихо и тепло.

Тихо? И тут мне стало неспокойно — я не слышала привычного шума прибоя, криков и шума на площадке. Я так привыкла к этим звукам за лето, что отлично спала под них до обеда. Ну, давай вставай, нужно поискать Спазмалгон и минералку. Не открывая глаз, я немного подняла голову — голова заболела сильнее, и зазвенело в ушах. Села, и зажала руками виски. Что-то липкое было на голове, волосы склеились. Жмурясь от солнца и боли я посмотрела на руки. На них была кровь.

Страх заставил поднять голову, и посмотреть по сторонам. Вокруг были небольшие холмы, заросшие густой, уже желтеющей травой. До ближайшего леса было не меньше километра — он стоял кольцом. Где-то вдалеке блеяли овцы.

Подняться на ноги было довольно сложно — все тело будто побывало в мясорубке. И только сейчас я заметила, что на мне платье. Я лет с двадцати не носила платье, моя привычная одежда: джинсы, брючные костюмы. Мне не нравятся юбки, заплетающиеся за ноги, тем более такие длинные. Подняла подол до колен — ноги были босые, с засохшей между пальцев глиной. Где мой педикюр? Где лак цвета морской волны? Где мои босоножки?

Это сон, или какая — то шутка от съемочной группы? Это подарок на день рождения? Если да, то это самый плохой подарок, ребята.

— Сири, Сири! — голос стал ближе, и сейчас можно было точно сказать, что принадлежит он девочке. Испуганной девочке.

— Эй, ау, где ты, малышка? — я как смогла, громко крикнула в ответ.

— Сири! — радостно крикнули в ответ, — Я здесь, пожалуйста не молчи, я иду к тебе!

— Я здесь, девочка, иди на мой голос. — трава была не выше колена, но девочка, вероятно, скрывалась в низине. Какого черта, какая Сири? Глаза привыкли к яркому солнцу, но боль в висках только усиливалась. Только бы не потерять сознание, только бы дождаться девочку — она позовет на помощь. Губы и горло высохли, хотелось пить.

- Сири! — из-за холма показалась белокурая голова с растрепанными волосами. Девочка подняла руку и помахала мне, рот ее расплылся в улыбке, — как хорошо, что я нашла тебя!

— Да, это прекрасно… Что меня нашли. — прошептала я, почувствовала, как спина покрывается холодной испариной, желудок сжался, и я потеряла сознание.

Я проснулась в полной темноте, пахло дымом. Ну и сон мне приснился! Почему так темно и тихо? Где все? Я села, и спустила ноги с достаточно высокой кровати, если это можно было назвать кроватью. Под рукой угадывался мех, или очень сработанный эко — мех. Реквизит? Широкая кровать — ее противоположную сторону я так и не нащупала. Встала на пол — под ногами было сено или солома. Боже, неужели это не сон — я все еще в этом длиннющем платье. Я потрогала голову — она была завязана плотной и грубой тряпкой.

За перегородкой послышались шаги, и обозначился проем — на меня двигался свет. В комнатку вошла девочка лет десяти. Моя девочка из сна. Она держала в руках свечу. Я схожу с ума? Я молча огляделась по сторонам: стены, зашитые досками, огромных размеров кровать за моей спиной, возле кровати подобие табурета, на котором стоит глиняный кувшин и большое железное блюдо с водой и плавающей в ней тряпкой, небольшое костровище из камней, выложенное в полутора метрах от кровати. Я подняла голову — потолок над комнаткой был частью купола. Перегородка была метра два высотой — видимо там еще несколько таких сараев — комнат.

— Мама, дедушка, она проснулась! — радостно крикнула девочка, уходя в глубь дома, и унося с собой свет — толстую свечу на глиняной чаше. Девочка придерживала второй рукой длинную рубашку

«Юля, не тупи, прошу, не тупи. Сейчас все решится» — я пыталась сдержать себя, чтобы не заорать. Кто придумал эту шутку? Что происходит? Мне больно — это уже не смешно. Свет возвращался обратно — в комнату вошла женщина и сразу поспешила уложить меня в постель.

- Сири, ложись, поспи еще, у тебя большая рана на голове, видимо задели молотом. И подумали, что канула в миру. Поэтому ты осталась жива, — женщина помотала головой, словно представила, что я могла умереть, но отгоняла эти мысли.

— Бей бабу молотом — будет баба золотом, — с истерическим смешком пробубнила я разглядывая женщину. Миловидная, лет тридцати, с густыми пшеничными волосами, естественными кудрями. Волосы были туго заплетены в косу, но выбившиеся из прически волосы, словно слегка расправленные пружинки, обрамляли лицо, и делали его очень нежным и молодым. Голубые или серые глаза, веснушки на носу, если бы не мелкие морщинки в уголках глаз, которые рассказали о хозяйке как о хохотушке, можно было подумать, что ей не больше двадцати. Ее дочке не меньше восьми лет, значит маме около тридцати, или чуть за тридцать. Наверно при солнечном свете волосы все же рыжие. Темное — то ли вишневого, то ли сиреневого цвета платье до щиколотки, поверх платья расстегнутая меховая душегрейка без рукавов мехом внутрь. Ростом, наверное, как я — метр семьдесят восемь, или даже чуть выше.