Ошибка (СИ) - Эдельвайс Алекс

На какое-то мгновение накатила странная весёлость. А потом ещё вспомнилось, как в школе, на математике, приступая к решению задачи, которую он заведомо знал, что не решит, он радовался, пока писал номер упражнения и чертил схему — это были те короткие секунды, оттягивающие неизбежное; и, хотя они быстро проходили, он мог сказать, что пока, в этот конкретный момент, волноваться не о чем. Ну а потом ему просто не оставят выбора.

При звуках приближающегося поезда он был полон твёрдости и решимости. Одернуть себя, привести в состояние дисциплинированности и безоговорочности.

Это ему удалось блестяще; он почти внутренне торжествовал, если бы не животный ужас и оглушительный лязг в ушах. Однако это были не единственные проблемы бренной оболочки: в следующий момент, когда он вот-вот собирался кинуться вперед, в глазах резко потемнело, и он…

…упал.

Но, по законам физики, не в ту сторону.

Падая назад, он успел одновременно подумать о собственной ничтожности и испытать подобие облегчения.

***

Последняя звезда клонилась к закату. В низине между холмами, которые простирались к горизонту и плавно переходили в хрустальные, растворяющиеся в небе горы, сидела группа фигур. Расположились довольно расслабленно, однако в позах всё равно чувствовалась твёрдость и прямота осанки. Длинные белые волосы, которым наконец дали волю после насыщенного дня, слегка колыхались лёгким вечерним ветерком, изредка прилетавшим с ближайшего озера. Посередине своеобразного круга горел костёр; его сине-фиолетовые сполохи время от времени отражались в устало-спокойных, сосредоточенно-восторженных глазах сидящих.

Одна фигура немного выделялась на фоне других. Казалось, остальные слушают то, что говорит этот человек. Подойдя поближе, можно было заметить в его чёрных миндалевидных глазах, отражающих фиолетовые блики, тень высокомерия, дымку чуть завышенного чувства собственного достоинства.

На секунду воцарилось молчание, и тема разговора переменилась.

— А ведь скоро состоится обряд посвящения нового жреца. Не могу поверить… совсем недавно были эио-ом[1] соревнования, а уже…

— Вот-вот! Не успел я снять опознавательные перья…

— Интересно, кто будет новым жрецом?

— Ну уж явно не ты!

— Да я и не претендую…

Пока более молодые люди шутливо препирались, взгляды остальных были неосознанно направлены на того самого человека, который сейчас слегка потупил высокомерный взгляд, выжидающе смотря куда-то в огонь. Наконец, кто-то осторожно заметил:

— Нет смысла спорить. Вероятнее всего, новым жрецом будет Эйи, — он неуверенно и с каким-то благоговением посмотрел на того, про кого говорил. — Во всяком случае, не стоило начинать эту тему — всё равно заранее мы ничего не имеем права знать…

— Да, это так. Я буду следующим жрецом. — Эйи резко поднял чёрный взгляд и окинул им притихшие, будто застывшие на этих словах фигуры. Молчание длилось несколько секунд. Наконец кто-то ошеломлённо выпалил:

— Ты зачем… Ты же не имел права этого говорить! В смысле, что…правила запрещают будущему жрецу сообщать о Её решении заранее, иначе может быть…

— Я рад, что ты выучил правила, — несмотря на то, что пришлось перебить, голос был спокойный, примиряющий, хоть и не без самоуверенных ноток. — Я просто считаю правильным то, что говорю и делаю, а говорю я то, что нет абсолютных правил. Я не вижу смысла конкретно в этом. Какая разница, когда мой статус будет объявлен — я с самого начала это знал: есть такие вещи, которые понятны без ритуалов и без предварительных разъяснений.

Люди смотрели с лёгким укором. Они уже оправились от первого впечатления, и теперь у них осталось лишь недоумение; однако они не могли побороть в себе уважение, которое закрепилось годами и не могло быть поколеблено. При всём том авторитете, которым негласно был окружён Эйи, при всей яростно-одухотворённой харизме и в то же время спокойном участии в жизни и проблемах соплеменников, люди теперь ещё и заранее причислили его к разряду чего-то, находящегося выше их понимания, а потому не возражали.

Разговор продлился ещё немного; обсуждали, в основном, прошедшее за день. Когда стемнело, пошли домой; Эйи отделился от группы, прошёл немного вдоль холма, дойдя до небольшого озерца. Сел на обломок скалы (он был ещё тёплый), опустил босые ноги в холодную воду. Но вскоре волнение сложно стало терпеть, вплоть до того, что в голове появился лёгкий фоновый гул. Он слегка усмехнулся — разве у кого-то ещё была с Ней такая сильная связь?

Вообще, он искренне любил своих соплеменников. Ему хотелось покровительствовать и помогать им; он считал свой народ действительно достойным. К тому же, Она говорила, что они все были одним целым когда-то. Но нельзя, никак нельзя было не чувствовать незначительного, скользящего сквозь каждый день, растущего на почве исключительности превосходства.

Он встал и пошёл вслед за остальными.

— Скажи, пожалуйста, чего ты добиваешься?

Она сидела, положив ногу на ногу, подперев голову рукой, на которой изредка перезвякивали металлические браслеты. Это была одна из Её оболочек: как раз та, в которой Она обычно являлась этим людям. Можно сказать, они были Её фаворитами — хорошо проработанные внешне и внутренне, исполнительно-вдумчивые, спокойно-фанатичные, уравновешенные и знающие.

Эйи стоял перед Ней, прямо, но как-то немного расслабленно; впрочем, у жрецов (хотя он пока ещё таковым не являлся) были особые привилегии.

— Если честно, я не очень Вас понимаю.

— Прекрати, а? Охота тебе сейчас слушать подробные объяснения? Уверена, тебе есть чем заняться.

— Вы про то, что я рассказал всем, что Вы выбрали меня?

— И про это тоже. Просто это очень странно. Не понимаю, зачем тебе это. У тебя прекрасные способности и задатки — не надо делать такое лицо, тебе ещё много чему учиться; тебя любят и уважают соплеменники, они с готовностью и доверием идут за тобой — обычно к людям в твоём положении относятся куда более холодно; в чём дело? Мне неприятно такое отношение.

— Неужели Вас так задело нарушение формальности? — он поднял бровь.

— Прекрати, — было видно, что Она раздражена. — Ты прекрасно понимаешь, что мне всё равно на формальности, но мне важно знать, что стоит за их нарушением; важно знать, где произошёл сбой. Поэтому отвечай нормально, если не хочешь, чтобы я это узнала по-другому.

— Что плохого в том, что иногда я поступаю так, как считаю нужным? Я не имею на то права?

— Ты много на что имеешь право. Да и даже ваши обязанности заложены в вас природой и поэтому как таковые не воспринимаются. Но ты проявляешь своеволие там, где это не имеет смысла. Например, что ты сделал с тем пришельцем, главой этих варваров?

— Поговорил с ним, затем у нас был поединок, на котором он проиграл.

— Тебе с ним что сделать надо было?

— Убить без всяких разговоров.

— В чём же было дело?

— Ну, во-первых, у меня выдался относительно свободный день. Я быстро восстановил силы после битвы, и мне стало скучно. А этот человек показался мне интересным. К тому же, та штука, которой он пользовался, показалась мне довольно… занимательной.

— Занимательной?..

— Да, правда очень громкой. Если честно, у меня немного болела голова…

Она промолчала.

— И что не так — ведь в конце он всё равно, разумеется, умер, — Эйи пожал плечами.

— А то, что никто до тебя не додумывался унижать пленных.

— Да я его и не унижал!

— Это тебе так кажется, — она вздохнула. — Пойми, мне совсем не хочется вас ни в чём ограничивать. Но твоё поведение мне непонятно; оно вызывающе. Боюсь, если это продолжится, я не смогу доверить тебе должность жреца — у меня просто не будет выбора.

— А то, что это моё предназначение, Вас не смущает? — пробормотал он, но тут же одёрнул себя. Не терпелось закончить этот разговор. Он улыбнулся.

— Я приму Ваши слова к сведению. Постараюсь, чтобы такого больше не повторилось.

Она посмотрела на него круглыми глазами и ничего не ответила; пользуясь произведённым шоком, он быстро вышел.