Мемуар. Часть I (СИ) - Силин Дмитрий

Природу этих болей я сам вычитал в интернете. Помню, я уехал на дачу, где и проживал постоянно, с мыслю о том, что вроде подобрал обезболивающее — «Ксефокам». Которое вроде как снимает воспаление и вроде бы притупляет боль, по результатам нескольких приемов. И что снимок поясницы, который мне сделают 19 ноября, может показать, из-за чего воспален нерв. Но лучше бы не показывал. Ибо это либо грыжа, либо протрузия межпозвоночных дисков. Остальные сотню возможных причин воспаления на снимке не увидишь. Только на КТ, а туда сейчас не попасть даже платно, в связи со второй волной коронавируса.

Вот, кстати, еще одна напасть. Теща и дочка коронавирусом уже переболели. Еще в июле. Слава Богу, в легкой форме, только на один день температура поднималась, да дочка с неделю запахи и вкус пищи не чувствовала. Мы с женой держались, а потом тоже подцепили. Жена потеряла обоняние и температура неделю держалась. Уже все прошло, даже тест показал отсутствие коронавируса. А у меня…

А что у меня. Я простудой уже лет пять не болею. Бывало с ура проснёшься с заложенным носом, проковыряешь, высморкаешься и больше неудобств не испытываешь. Так и тут. Я даже не понял, когда у меня нюх пропал. Видимо, как-то постепенно. Обнаружил, когда вкус кофе показался каким-то странным. Видимо, неудачную марку взял. Переборщил с экономией. На следующий день уже конкретно заметил: будто не кофе пью, а едва сладкую воду. Стал пробовать, нюхать всякое… и действительно, обнаружил отсутствие у себя обоняния и вкуса. Других признаков заболевания, температуры там или кашля не было. Даже нос не был заложен. Ну и хорошо, видимо заболел в легкой форме. Серьезно заболеть, с осложнениями на легкие, с моей сопутствующей гипертонией и диабетом… только этого мне не хватало!

Недельку запахов не почувствую, потом все наладится. Старался за собой наблюдать, прислушиваться, не проявятся ли другие симптомы, но нет, кроме небольшой одышки, все было нормально. А потом и запахи постепенно начали появляться и вкус. Не помню, чтоб до конца, но я был уверен, что этот этап позади. Да и нерв не давал скучать, напоминая постоянно разнообразной болью, при которой ни ходить, ни сидеть, ни стоять, ни лежать спокойно не можешь.

Вот сейчас — красота! Никакой боли, ноги-руки двигаются во все стороны, по максимальной амплитуде, без всяких неприятных ощущений. Я встал с дивана, попрыгал, поприседал, покрутил головой, помахал руками и ногами. И конечно сразу потянул мышцу, когда делал махи ногами. Видимо сильно высоко задрал ногу, без растяжки-то. Но эта боль была даже приятной, ибо объяснимой. Боль напомнила, что мне всё-таки 49, а не двадцать один. Ишь, распрыгался от радости. Что, детство в жопе заиграло? Растер мышцу, боль быстро прошла. Надо признать, лучше быть молодым и здоровым, чем… немолодым и больным.

Так что же всё таки произошло? Предположим, что я… умер. Именно такая мысль пришла ко мне сразу после пробуждения. Вроде бы не от чего… кроме как от от коронавируса этого. Одышка опять же… Симптомов не было — не было, а потом может появились, да я их не помню… Умер я значит, а потом переродился в сам себя, в этом времени. Бред, конечно, но более логичного объяснения я не мог придумать. Да и не пытался, если честно. Всё равно никак повлиять не могу.

Или могу? Лечь поспать, например…

И проснуться на даче, с болью в ноге. Нет, спасибо! Если путь домой такой простой, то воспользоваться им я всегда успею. Сейчас надо наслаждаться своим молодым телом. Без фанатизма, конечно: растянутая мышца всё же ощущалась.

Я пошел на кухню, чтобы чего-нибудь перекусить и с радостью обнаружил несколько «горячих бутербродов», которые лежали на широкой плоской тарелке, прикрытые другой тарелкой, только перевернутой. Это было лишним подтверждением того, что с мамой все в порядке. Она делала такие бутерброды в духовке почти каждое утро, чтобы сыночек питался нормально и не уходил из дома голодным. Я вскипятил чай, и быстро умял почти остывшие «горячие бутерброды» из батона, колбасы и расплавившегося сыра сверху.

Так, чем займемся дальше? Я вспомнил, с чего начался день, пошел в свою комнату. Бабушка еще спала. Да даже если бы и не спала, вряд ли бы смогла ответить на мои вопросы. В этом возрасте она уже была слаба головой и вела жизнь растения. Мою маму, свою дочь, она не узнавала. Спрашивала меня, любимого внука: «Кто эта женщина, которая сюда приходит? Ну, которая прибирает и еду готовит?». Мои ответы её не устраивали, она считала, что я над ней надсмехаюсь и обманываю.

Дату её смерти я помнил, потому что последние годы регулярно ходил на кладбище. 24 августа 1993 года. Через семь месяцев. Интересно, можно ли отсрочить эту дату? И главное… Стоит ли это делать? 86 лет не шутка, последние лет пятьдесят из которых она болела.

* * *

Мама говорила, что бабушка надорвалась лет в 30–35, когда работала в поселковом магазине. Почти всю жизнь она прожила в поселке Лобва. Это в Серовском районе Свердловской области. До войны, во время её и после неё она была бессменным руководителем магазина, подчинявшегося железной дороге. Магазин торговал всем, от продуктов до товаров первой необходимости. А так же второй и третьей необходимости. Завидовать тут было нечему. Продавцом в магазине тоже была она. И уборщицей тоже. Прием товара тоже осуществляла она. Грузчик, который принимал товар в ящиках и мешках на станции и разгружал его в магазине, тоже был только один. И это тоже была она. Вела учет, продажи и заказ нового товара. В поселке были еще два магазина, она ходила туда, смотрела какого товара нет и заказывала его себе в магазин. Железная дорога оперативней выполняла заказы, чем снабжение «конкурентов». Такой вот старинный «маркетинг». Дед конечно, помогал по вечерам, после работы, но основная работа была на ней. Нередко они вместе допоздна продавали товар, пользующийся спросом, который она заказала в большом количестве и которого не было в других магазинах. Естественно, в таких условиях её магазин был лучшим, она постоянно перевыполняла план. Это поощрялось. Почетными грамотами, которые даже не собирались, т. к. толку от них не было никакого. Даже печку топить…

Да, ее семья не голодала. Но платила за это бабушка, своим здоровьем. Да и мало кто голодал тогда в поселке. Только бездельники. У всех было свое хозяйство. У бабушки в шестидесятые года была даже корова. Она была сильной женщиной, вела хозяйство железной рукой. Дед был веселым человеком, балагуром и шутником. В семье он был на вторых ролях.

Пенсию она получила обычную, как рядовой продавец. Никаких званий вроде «Ветеран труда» не имела. Орденов и медалей не заимела. Наверное, их просто не давали в Лобве. Обычный рабочий поселок где-то в середине огромной страны. Таких поселков может сотня тысяч. Никаких медалей не напасешься. Выйдя на пенсию, бабушка взяла деда в охапку, продала дом в Лобве и переехала в Свердловск. Здесь жили их дочери, уехавшие ранее учиться, да здесь и оставшиеся. На деньги от дома сделали первый взнос на 1-комнатную кооперативную квартиру, и стали свердловчанами. Дед работал на шарико-подшипниковом заводе и умер, едва выйдя на пенсию, 1 октября 1971 года. На следующий день после того, как родился я… Возможно именно я послужил причиной его смерти. Дед выпивал, как и все вокруг. По праздникам. Вот и случился неожиданный праздник. А на следующий день дед умер. Такие дела.

Бабушка жила в квартире одна, а когда стала старенькой и уже не могла себя обслуживать, переехала к нам. Некоторое время спустя мы сделали родственный обмен: я по документам переехал в однокомнатную, а бабушка к маме, в двухкомнатную. Состояние бабушки постепенно ухудшалось и мы подстраховывались от возможных юридических проблем. Которые могли возникнуть из-за возможной невменяемости бабушки. Естественно, это происходило тогда, когда она была еще адекватной и с полного её согласия.

Этому очень была недовольна моя двоюродная сестра, дочь маминой родной сестры. Она считала, что надо поделить так: квартиру — ей, а бабушку — нам. Так и была заявлено, в пылу спора. Она была барышней на выданье и собственная квартирка, пусть даже такая маленькая, ей бы не помешала… Естественно ее никто не послушал, даже собственная мать, мамина сестра, была на нашей стороне. Ей очень не хотелось брать бабушку к себе, тоже в двухкомнатную. Не хотелось за ней ухаживать, мыть, прибирать, стирать. Ее вполне устраивало изредка приходить к нам, проверять, как это делаем мы и спрашивать «Ну как ты, мам?»