Юлия Славачевская - Если вы не в этом мире, или Из грязи в князи

Вообще-то, по секрету, хозяин с кухаркой составляли комичную парочку: два больших румяных колобка на тонких ножках. Видимо, поэтому они друг друга нежно обожали и пламенно любили. Причем любили та-ак, что от их брачных игрищ тряслась вся таверна. Особенно хорошо ощущали их забавы те, кто находился этажом пониже. Два резвящихся бегемотика… это, я вам доложу — страшная разрушительная сила! А уж если кто из половин изволил гневаться… тут те, кто не в бункере, — считаются убитыми! Затопчут ведь, гиппопотамы неуклюжие, и даже не заметят, пройдут спокойно мимо. И новый грустный коврик будет лежать тихо-тихо и не отсвечивать…

— Магдалена… — начала было я, но мне немедленно всучили тяжеленный поднос, уставленный закусками, и слегка пнули в нужном направлении. — Понятно…

— Иди-иди, ягодка моя, — пропела кухарка. — Потом вернешься, тогда и вволю покушаешь свою кашку…

Ядовитая «ягодка» невольно скривилась от одного предвкушения будущей трапезы и покорно потащила свою ношу в зал. По мере моего приближения к жаждущим активно приложиться к местным яствам, у последних как-то странно заблестели глаза. На неформатных откормленных мордах приезжих появилось весьма заинтересованное выражение.

Мне эти видоизменения отчего-то крайне не понравились. Я, конечно, понимаю: на безрыбье и рак рыба, но я была как-то морально не готова попрощаться со своей девичьей невинностью в грязном трактире. Да и подозрительно все это. Судя по богатой одежде, господа не из последних, а на трактирную подавальщицу с моей внешностью зарятся… Или идиоты, или извращенцы. Второе более вероятно.

— Милая девушка… — соловьем пропел брюнет лет сорока пяти. Его черты лица можно было бы назвать красивыми, если бы не пренебрежительно-высокомерное выражение физиомордии. Еще возраст знатного господина предательски выдавали волосы: несмотря на обильно нанесенную душистую помаду, они начали редеть на темени. Их острая нехватка уже хорошо просматривалась у пробора.

— А? — Сконструировала на своем лице выражение полнейшей дебилки и для подтверждения статуса пустила слюну в ближайшую ко мне кружку с пивом.

Мужчина брезгливо отодвинул посудину, но интересоваться не перестал. Точно говорю, извращенцы! Вместо этого игриво задал вопрос:

— И как зовут такую красавицу?

Мало того, что с придурью, еще и слепой! Я приняла задумчивый вид. Сдвинула глаза к переносице, поковыряла в носу и протянула ту же руку для знакомства:

— Алисия, барин.

И он ее пожал. Двумя пальцами и осторожно, но пожал! Смертельный номер! Может, ему в тарелку плюнуть?

— Весьма рад знакомству, — заверил меня местный любитель экстрима и острых ощущений. Холеные пальцы рассеянно перебирали салфетку, на сытой харе застыло такое довольное выражение, будто он только что выиграл в Спортлото миллион золотых монет.

— А вас как величать? — проявила я чудеса интеллекта, скребя себя в районе затылка.

— Можешь называть меня «господин граф», — милостиво разрешил мужчина, не прекращая шарить шаловливыми глазенками по моему лицу и ниже.

«Ниже» у меня отродясь ничего интересного не было. По меткому определению моей подружки Ани: «Вся доска, два соска». Поэтому поведение графа не просто смущало, оно стало пугающим.

— А если не можу? — продолжала я совершенствоваться в идиотизме. — Тада что?

— Тада… Тогда, — поправилась личность с дурными наклонностями, — я разрешу тебе называть меня господин Алфонсус… при близком знакомстве…

— Я с мужчинами знакомлюся на дальнем расстоянии, — осветила свою жизненную политику. — И, будьте уверены, я девушка приличная, и…

— Заработать хочешь? — перебил меня он, демонстративно поглаживая перстень с во-оттакенным изумрудом.

— Каким местом? — сразу вырвалось у меня от неожиданности. Странное предложение, очень странное. Вот ни единому слову его не верю!

— Головой, — ответил он, вредно усмехаясь.

— Да? — недоверчиво покачала я тем, чем должна по идее зарабатывать. — А как?

— Просто. — Ухмылочка превратилась в зловещую. — Нужно, чтобы ты поехала с нами…

— О, нет! Песенку про Галю, которую нехорошие дяди в лес заманили и к дереву привязали, мне мама пела часто, — наотрез отказалась я, не собираясь двигаться с насиженного места и тащиться неизвестно куда, непонятно с кем и один бог знает в каком качестве. Поэтому зубасто улыбнулась, присела в реверансе и шустро смылась на кухню от греха подальше.

Естественно, я периодически высовывала оттуда свой любопытный нос, высматривая несостоявшихся работодателей. И вообще! Любопытство не порок, а источник знания!

Пока я припадала к «горячему источнику», попутно размазывая по тарелке кашу, в таверну потянулся народ к вечерней трапезе, и мне хочешь не хочешь пришлось выбираться наружу из облюбованной норки и приступать к прямым обязанностям подавальщицы. Время летело быстро. Я шмыгала от стола к столу, разнося ужин и напитки, а моя троица сидела очень тихо, лишь часто зыркала в мою сторону. Один из постоянных посетителей, добрый великан с усталыми глазами, кузнец Базил, даже пошутил неудачно по этому поводу:

— Ты, Алисия, седня приглянулась господам. Мотри, как бы не украли!

— Типун тебе на язык! — В сердцах шлепнула на стол его заказ, кружку с пенистым элем и сплюнула три раза через левое плечо. Поганец эдакий! Еще сглазит своими карими зенками. Только графского пригляда с похищением мне не хватало! Всю жизнь мечтала!

— А че, — заржал кузнец, нимало не смущаясь, — будешь вся из себя благородная!

Вот чтоб тебя и язык твой неугомонный! Моя тревога и природная подозрительность дружно подняли головы и вздыбили шерсть на загривках, как хорошо дрессированные сторожевые собаки на звук чужих шагов за хозяйским забором.

— Меня и тут неплохо кормят! — отрезала я, стараясь не вспоминать о мерзкой каше.

Вечер шел своим чередом, и вскоре посетители уже достаточно разговелись и захотели зрелищ.

— Алисия, спой! — посыпались со всех сторон просьбы.

Надо сразу оговорить: голоса мне бог не дал, но я брала душевным исполнением и разнообразным репертуаром. А в мире Сегала никто до сего времени не слыхал о таких выдающихся песнях, как «Ой, цветет калина…», «Зайка моя» и «Сиреневый туман». На «ура» шли «Мурка» и «Владимирский централ». Мужики утирали скупые слезы и бросали нам мелкие медные монетки, из которых честно заработанной половины мне вполне хватало на оплату комнаты и даже иной раз перепадало на пирожок со стаканом молока или булочку.

Я снимала маленькую каморку у одинокой старушки неподалеку от трактира, потому что некий жмот заломил несусветную цену за постой для персонала, и мне было гораздо выгодней ночевать в другом месте. Всего только приходилось таскаться каждые утро и вечер туда-сюда километра два, подумаешь… Кого волнует чужое горе!