Роберт Говард - Царство теней

Его народ называл Валузию Страной Снов, и ему казалось, что он живет именно во сне. Его удивляли дворцы и дворцовые интриги, армия и народ. Все это было похоже на бесконечный маскарад, на котором настоящие лица скрываются за улыбающимися масками. И ведь добыть трон оказалось совсем не трудно — стоило лишь смело воспользоваться удачным случаем. Затем свист меча, восторженно принятая всеми смерть тирана, умелое лавирование между политиками — и Кулл, искатель приключений, выдворенный из родной Атлантиды, оказался на недосягаемой высоте — он стал царем царей, властелином Валузии. Сейчас, однако, он отчетливо осознавал, что удержать власть во много раз труднее, чем захватить. И вновь Кулл почувствовал странное беспокойство. Кто он такой, чтобы править народом, хранящим необычные, страшные, извечные тайны? Архистарым народом.

— Я Кулл! — сказал он сам себе, поднимая гордо голову. — Кулл!

Он обвел взглядом зал и ощутил вдруг в душе странную неуверенность. И тут он заметил, что в темном углу стенная обивка едва заметно шевельнулась.

Луна еще не показалась на горизонте, и сад освещался факелами, пылавшими в серебряных держателях, когда Кулл занял почетное место за пиршественным столом Ка-ну, посла Западных Островов. В после, сидевшем по его правую руку, трудно было найти что-либо от той воинственной расы, представителем которой он был в Валузии. Ка-ну был опытным дипломатом, состарившимся в гуще политических интриг, ни племенные традиции, ни сословные предрассудки не имели над ним никакой власти. Встретившись с человеком, он думал не о том, кто он такой и что собой представляет, но о том, можно ли его использовать в своих целях, и если можно, то как.

Кулл вяло отвечал на учтивые вопросы Ка-ну, с тоской думая о том, что и он когда-нибудь может стать таким же, как этот престарелый пикт. Посол был толстым и обрюзгшим, с тех пор, когда он в последний раз держал в руках меч, прошло уже очень много лет. А ведь Куллу встречались люди и постарше Ка-ну, шагавшие в бой в первых рядах воинов.

За спиной Ка-ну стояла девушка необыкновенной красоты, наполнявшая вином его кубок. Надо сказать, отдыхать ей не приходилось. Ка-ну беспрерывно сыпал шутками и анекдотами, и Кулл, презирая в душе чрезмерную болтливость, тем не менее старался не пропустить мимо ушей ни единого слова. За столом сидели также другие пиктские вожди и дипломаты. Последние вели себя непринужденно, в поведении же первых ощущалась определенная скованность, им нелегко было переступить через себя, забыть о давних раздорах и вражде. И все же Кулл наслаждался атмосферой приема, столь отличной от той, которая господствовала при его дворе. Как похоже это было на Атлантиду.

Кулл пожал плечами. Что ж, Ка-ну, который, наверное, забыл, что он пикт, прав, и ему, Куллу, тоже пора стать валузийцем не только внешне.

Когда луна оказалась, наконец, в зените, Ка-ну, который съел и выпил больше, чем любые трое из его гостей вместе взятые, откинулся на софе и вздохнул с видимым облегчением.

— Теперь оставьте нас, друзья, — сказал он. — Мы с царем должны обсудить дела, о которых детям знать не положено. Да-да, ты тоже иди, моя малышка, дай я только поцелую твои “сладкие губки” вот так, а теперь беги, бутончик ты мой розовый.

Ка-ну погладил седую бороду и посмотрел испытующим взглядом на угрюмо молчащего Кулла.

— Так ты считаешь, Кулл, — сказал вдруг дипломат, — что Ка-ну старый распутник, который годится лишь на то, чтобы лакать вино и щупать девок?

Кулл вздрогнул от неожиданности. Старик высказал вслух именно то, о чем он только что подумал.

— Вино веселит разум, женщины прелестны, но — хе-хе! — не думай, что хоть что-нибудь из этого мешает старому Ка-ну заниматься делом.

Он захохотал так громко, что его огромное брюхо заколыхалось, подобно медузе. Кулл наклонился вперед. Это уже становилось похожим на издевку, и в глазах царя загорелись грозные огоньки.

Посол потянулся за кувшином, наполнил свой кубок и взглянул на гостя. Тот молча покачал головой.

— Ну, что ж, — нимало не смущаясь, сказал Ка-ну, — а моей старой голове постоянно требуется разогрев. Я все больше старею, Кулл, так почему же я должен отказываться от тех немногих удовольствий, которые нам, старикам, еще доступны. Да, я старею, опускаюсь, меня гложет тоска.

Заметить это по его виду было, однако, трудно: румяное лицо посла лоснилось, глаза блестели так, что седая борода казалась на его лице чем-то лишним. “И правда, он прекрасно выглядит, — подумал Кулл, чувствуя себя слегка уязвленным. — Этот старый прохвост утратил все черты своей — и его, Кулла, — расы, но, несмотря на это, наслаждается старостью, как никто иной”.

— Послушай же, — сказал, наконец, Ка-ну, — рискованное это дело — хвалить юношу, глядя ему в глаза. Но я должен высказать то, что думаю о тебе на самом деле, иначе мне не завоевать твоего доверия.

— Если ты хочешь завоевать его лестью, то…

— Успокойся! Кто говорит о лести? Я льщу только тем, кого хочу обмануть.

Глаза Ка-ну вспыхнули холодным огнем, мало совместимым с язвительной улыбкой, игравшей на его губах. Старый лис разбирался в людях и знал, что с этим варваром-тигром следует играть в открытую, что он, подобно волку, нюхом обнаруживающему капкан, мигом уловит любую фальшь, таящуюся за паутиной слов.

— У тебя достаточно сил, — сказал пикт, подбирая слова тщательнее даже, чем на заседаниях Совета, — чтобы стать величайшим из царей, чтобы восстановить — хотя бы частично — давнее могущество Валузии. Да, это так. Что касается Валузии, до нее мне дела нет, хотя вино и женщины здесь великолепны. Однако чем она сильнее, тем в большей безопасности находится народ пиктов. Более того, с атлантом на троне она может присоединить к себе Атлантиду…

Кулл горько усмехнулся: Ка-ну коснулся старой раны.

— Атлантида прокляла мое имя, когда я переступил порог этого мира в поисках счастья и славы. Мы… они — извечные враги Семи Империй. Тебе это должно быть хорошо известны.

Ка-ну погладил бороду и загадочно усмехнулся.

— Оставим это. Хотя я знаю, о чем говорю. Никто не станет затевать войну, если она не будет сулить выгоду. Нас ждет эпоха мира и покоя, я предчувствую победу добра над злом, вижу людей, живущих в любви и довольстве. Ты можешь приблизить эту эпоху… Если, конечно, останешься в живых.

— Ха! — Кулл вскочил на ноги с такой ошеломляющей быстротой, что Ка-ну, привыкший оценивать людей так, как иные оценивают лошадей, почувствовал, что его сердце зашлось от восторга. “О боги! Этот юноша — само совершенство! Нервы и мускулы как из стали, превосходная координация движений, мгновенная реакция — все, что делает воина непобедимым в бою”. Ни одна из этих мыслей, проскользнувших в мозгу Ка-ну, никак не отразилась, однако, в его полных сарказма, произнесенных холодным тоном словах: