Всеволод Буйтуров - Золотой Разброс 2. Путь к себе

Российский император изволил коллекцию смотреть. Хвалил, удивлялся: «Надо же: золото партии — что за диковина! И собака при нём с именем Борман. Правда, вскоре после посещёения помещика Гитлера самодержец приказал долго жить. В бывшем доме градоначальника Папкова на Греческой улице преставился. Там до него, говорят, какой-то русский А.С. по фамилии Пушкин останавливался. Не знаю такого. Из русских асов только Покрышкина помню.

Жизнь моя — сплошное наказание. Адольф Иванович хороший человек был, но строго правило соблюдал: собаке — собачья жизнь. И Дух Земли от него недалеко в этом отношении ушёл. Тоже, как собаку, жучил. Если б я совсем бесноватым не сделался без внимания противоположного пола (будто собачья жизнь без случки бывает), ни за что бы ко мне подругу не подпустил. Нужен я ему был. Надеялся свою оплошность исправить с перебросом золота. Верил в мой необыкновенный нюх: я как в его владения попал, сразу остальное золото Рейха в его закромах под Утёсом и Рекой обнаружил. Он меня назначил Нюхачом при своей авантюре с какими-то Духами и Солнцем. О Второй мировой босс недр слыхом не слыхивал. Неизвестно ещё, как со мной бы обошёлся. Одно радовало: в землю, точно, бы под землёй не зарыл. И так, считай, заживо схороненным прозябал в его владениях.

Что-то замечтался я да завспоминался. Надо внимательнее быть на чужой территории. Бездомную собаку, да такую красивую и сильную, всякий на цепь посадить рад будет. Или стрельнёт сдуру. Интересно, может ли Дух Земли за мною погоню снарядить?

А меня возлюбленная ждёт. Ну, может и не ждёт, а просто в охоте сейчас. Я ее кавалерам шкуру быстро попорчу! Хочу щенков: на тех, что мы с подругой под Утёсом сделали, даже взглянуть не довелось.» 

Ладога. Давние времена

Жамсаран Бадмаев давно мечту лелеял основать в тихом месте собственную лечебницу. Не для денег и славы. Для души. Денег на столичной публике из приличного общества зарабатывал доктор достаточно. А вот так, ради науки, да от всего сердца помочь людям хотелось.

Долго искал место. Облюбовал берег Ладоги. Воду любил, гладь озёрная будила воспоминание о могучем Байкале. Конечно, Байкал это…Но что поделать, за неимением других вариантов здесь решил строиться. Опять же, до Питера недалеко.

По замыслу Жамсарана (в крещёении Петра) возвели строители дворец из дерева. Каменных хором и в столице предостаточно. Дворец-лечебница Жамсарана из лиственницы была построена. В копеечку обошлось. Да знай наших! Пациентов всяких набирал: только бы случаи были интересные и медицинской наукой мало освещённые.

Помимо главного лиственничного здания были в лечебнице и строения попроще. Камень любой, от известняка до гранита, добывался на пространствах вокруг Северной Столицы.

Да нелёгкая понесла доктора Бадмаева становиться в конфронтацию к Григорию Распутину. Мигом Гришка настропалил императрицу прижать хвост «узкоглазому выскочке». Велено было Лиственничный дворец разобрать, что и выполнил верноподданный доктор. Разобрали, законсервировали, хотя какая лиственнице консервация нужна: века пройдут, а ей ничего не сделается.

Не приняла августейшая особа во внимание даже то, что Жамсаран врачевал самого Святого Праведного Иоанна Кронштадского!

Спасибо, хоть заведение не прикрыли. Тесновато, но разместили больных в других корпусах. А расстроенный доктор велел выбить на гранитной плите надпись, виденную им в туалете «пассажирского дома» Николаевской железной дороги:

Для Царя здесь кабинет,

Для Царицы спальня,

Для Распутина буфет,

А для рабочих — сральня!

Установил ту табличку обиженный целитель на стенку тесового балагана, хранившего драгоценные брёвна. Прикрыл от чужого глаза куском парусины. Не надо лишним читать. Оскорбление Высочайшей фамилии!

Всё ждал, когда Гришкино время пройдёт. Дождался. Прибили вражину. Можно бы и дворец заново складывать. Однако распоряжения, дающего обратную силу запрету, не последовало.

Как-то в пивной (любил инкогнито злачные места посещать, жизнь народную познавал таким образом и загадочную русскую душу) услышал доктор скабрезную песенку, начинавшуюся словами:

Умер на Мойке Григорий Распутин,

Долго, бедняга, страдал.

Всю свою жизнь он пропил постепенно,

Всю в кабаках растерял.

Взял Жамсаран полупьяного исполнителя да свёз к нужным людям, чтобы изготовили они граммофонную пластинку с этой песней. Певец сначала струхнул, но когда на утро ещё и опохмелиться дали, расслабился. Остался при лечебнице истопником да дворником: харчи дармовые, глотку драть за кружку разбавленного пива не надо. И в рожу с пьяных глаз никто не заедет.

Пить совсем перестал. Оказалось, грамоту знает. Выучил его благодетель на фельдшера и приставил за больными и персоналом наблюдать. Верой и правдой служил бывший пьянчужка доктору Бадмаеву.

А доктор верил: грядут новые времена и понадобятся вновь лиственничные бревна. И лечебница его славиться будет на весь мир. Пока же только втихаря злорадно заглядывал за парусину, и губы его шептали неприличный стишок.

Монастырь без Монастырских татар

Котлован к осени совсем зарос сорной травой. Репьи стояли выше человеческого роста. За недолгое сибирское лето на хорошо увлажнённых руи­нах даже обозначились побеги клёна, берёзки и тальника. По утрам остывающую землю присыпала мелкая снежная крупа. В раскопочной яме снега, однако, не наблюдалось. На вопросы возмущённой общественности о том, когда будет рекультивирована зона раскопок, учёные отвечали: «Все работы проведены строго по регламенту. Действительно, после завершения работ положено котлован засыпать землёй и высадить траву. Однако эти работы не произведены потому, что на данной территории предполагается в ближайшем будущем застройка, возведение Духовного Просветительного Центра. К тому же до начала строительных работ предстоит выяснить причину затопления котлована, что, опять же, лучше сделать в раскопе.

Монастырская жизнь шла своим чередом: Богослужения , требы, чтения и прочие духовные действия выполнялись строго по Уставу. Цыганский табор снялся со своей стоянки под стенами Обители. Прихожан стало больше, никто по дороге к храму не предлагал купить-продать телефоны, купить золото и погадать.

Помаленьку вошел в привычный ритм жизни и провинившийся звонарь Колян. Радовался, что прощён был Игуменом и братией за свою несуразную выходку. Радовался и новому тяжёлому колоколу, приобретённому на средства благотворителей и благоукрасителей Храма. Не хватало до этого в звоннице серьёзного басового голоса. Институт Русского Колокола под руководством Николая Обвалова произвёл тестирование нового благоприобретения монастыря и дал высокую оценку качеству литья и звучания.