Сергей Булыга - Хокка

– Что там? – с опаской спросил Имширцао.

Вместо ответа незнакомец подтолкнул его вперед. Имширцао, откинув циновку, вошел.

В небольшой полутемной пещере прямо на каменном полу сидел еще один бессмертный, всё серое тело которого было расписано желтым узором. Узор гласил о том, что власть Верховного мудра и беспощадна, а исполнитель его воли властен над всеми людьми и богами. Имширцао в дни великих праздников покрывал свое тело иными, менее могущественными знаками… Но главное не это – на коленях у бессмертного лежал тот самый свиток, который, как мечталось Имширцао, поможет ему – и только одному ему! – в предсказаниях разливов, взимании податей, розыске мятежников.

При виде Имширцао бессмертный приветливо кивнул ему и знаком предложил садиться.

Имширцао сел и осмотрелся – пустая, низкая пещера; светильник на стене да циновка, скрывавшая вход, составляли всё ее убранство.

Бессмертный, сидевший напротив, спросил:

– Ты и есть Имширцао, правитель поселка Арну?

– Да, старший брат.

– Хорошо ли работают люди?

– Хорошо, старший брат.

Бессмертный улыбнулся и сказал:

– Зови меня просто: Меджа.

И, словно забыв об Имширцао, Меджа стал внимательно рассматривать свиток. Конечно же, весьма неосторожно было прятать свиток в ларе, у всех на виду. Ведь сколько раз он говорил себе…

– Скажи мне, Имширцао, – снова заговорил Меджа, – кто научил тебя… – и вдруг запнулся, посмотрел на свиток и сказал: – А этот знак, я думаю, обозначает цифру «три».

Имширцао молчал. Ведь еще неизвестно, как здесь поступят с ним, когда поймут, что он возжелал иметь память.

– Ну конечно! – воскликнул Меджа и, указывая пальцем на рисунки, продолжал: – Вот цифра три, вот ветка, вот змея. А вместе это означает: «Сегодня, в третий день месяца лозы года сонной змеи…. я, Имширцао, повелитель поселка Арну…» – и замолчал, с улыбкой посмотрел на Имширцао.

Тот опустил глаза. Скрывать, похоже, бесполезно, но и признаваться… Да, лучше пока погодить.

А Меджа продолжал:

– Насколько я понял, ты таким образом отмечал прошедшие события. Боялся их забыть. Желал неукоснительно исполнять все приказы Верховного. Так?

Голос у него был мягкий и доброжелательный. Но Имширцао молчал. Тогда Меджа сказал:

– Два месяца тому назад я проверял один поселок. Выше по Реке. Поля там были запущены, люди жили впроголодь, а правитель только и знал, что целыми днями пил хокку. Его наказали. А у тебя, мне донесли, порядок. Похвально. Теперь я держу вот этот свиток. Он, несомненно, помогал тебе повелевать людьми, точно предсказывать разливы и в итоге собирать хороший урожай. Всё это хорошо. И даже более того: я думаю, что если все бессмертные вот так же, как и ты, начнут записывать прошедшие события, то страна сразу станет богаче. Это прекрасная выдумка, брат Имширцао! По возвращении в столицу я непременно доложу о тебе. Я покажу этот чудесный свиток самому Верховному и, если ты меня научишь, то и прочту ему всю твою память. Верховный щедро наградит тебя, он ценит ревностную службу, он заботится о младших братьях…

Меджа продолжал говорить, но Имширцао уже не слушал его. Он понял: от него хотят, чтобы он сейчас же открыл свой секрет. Так вот зачем они его пугали! Чтобы он стал сговорчивым. Но ведь как только он научит Меджу читать и записывать память, то сразу же станет ненужным. Меджа возвратится в столицу, падет перед Верховным и скажет:

– Смотри, что я придумал!

Да только зря они надеются. Он, Имширцао, не так уж и прост. Если хотят, чтобы он прочел свой свиток, то пусть возьмут его с собой в столицу. А если собрались хитрить, тогда… И он тихо, но весьма решительно сказал:

– Я ничего не знаю. Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я хочу отдохнуть.

– О! – воскликнул Меджа. – Несомненно! – и хлопнул в ладоши.

В пещеру вошел незнакомец – то самый, который переправлял Имширцао через Реку.

– Возьми его, – сказал Меджа, – он хочет отдохнуть.

Имширцао не спорил. Он встал и покорно пошел за незнакомцем. Тот долго вел его по узким темным переходам, а после, пропустив вперед, вдруг сильно толкнул в спину…

И Имширцао, оступившись, полетел куда-то вниз, ударился о камни раз, второй – и потерял сознание.

Очнувшись в полной темноте, он встал, шагнул вперед – и наткнулся на стену. Тогда он повернулся влево, вправо, отступил назад – везде были стены. Он вытянул вверх руки – пустота; нащупал под ногами камень, бросил – тот, где-то высоко ударившись о стену, свалился вниз. Так, значит, он в колодце. Имширцао сел на пол и замер; прислушался – тихо. Ну что ж, он терпелив.

Ночь, проведенная без сна, дала о себе знать, и он скоро уснул. Проснувшись, Имширцао вновь прислушался – ни звука. Они, наверное, надеются, что он не выдержит, начнет кричать. Зачем? Он не спешит. Впереди у него бесконечная жизнь. Имширцао лег на камни и закрыл глаза.

…А у себя на вилле в полуденный зной он обычно возлежал в тени возле купальни, пил хокку и в полудреме наблюдал, как перед ним танцуют юные наложницы. Юность – это прекрасно, но старость… И он всегда жалел наложниц, понимая, сколь недолговечна их красота. Год, два, от силы три – и все они вернутся в поселок, у каждой будет муж и дети, работа до изнеможения, ячменные лепешки, вяленая рыба. Одна из наложниц однажды сказала:

– Если бы ты не был богом, я родила бы тебе сына.

Он засмеялся тогда. Да, у богов не бывает детей. Дети – это бессмертие смертных.

А она, еще крепче прижавшись к нему, прошептала:

– Через год ты умрешь для меня. А так бы у меня был сын, похожий на тебя.

На этот раз он не смеялся. Он смотрел на нее и молчал. Он пытался понять – и не мог.

– Спи, – сказала она.

Он уснул.

На рассвете, с первыми лучами солнца, он проснулся, а она всё еще спала. Желая разбудить наложницу, он осторожно тронул ее за плечо – и тут же в ужасе отдернул руку: горящая на солнце бронзовая кожа была холодна! Имширцао вскочил…

И увидел возле изголовья пустую чашу из-под хокки. Значит, пока он спал…

Но ведь она прекрасно знала, что хокка – это только для богов, а для людей это смертельный яд. Зачем же она вдруг захотела умереть? И разве ей не было страшно? Такая юная, она могла бы еще долго жить. И он, возможно…

Что?!

Ничего. Шло время. Имширцао наблюдал за уровнем Реки, получал из столицы приказы, понуждал людей работать на полях… И непрестанно думал о той, так неожиданно ушедшей от него, наложнице. У нее была нежная кожа и подведенные сурьмой большие и красивые глаза, ногти крашены хной, а на запястьях – это он ей подарил – браслеты из белого золота. А когда она пела печальные песни, он, привалившись спиною к стене, наливал себе хокки…