Лиланд Модезитт - Инженер магии

— А это разумно? — спрашивает Ребекка.

— А что еще я могу сделать? Он меня не слушает.

— Отец, — набрав полную грудь воздуха, начинает рыжий паренек. — Я слушаю тебя, и очень внимательно, но не могу заставить себя делать то, чего хочется тебе и совсем не хочется мне. Ты великий маг, Мастер воздуха, но я-то таким никогда не стану! Так почему бы тебе не позволить мне быть таким, каков я есть?

— Доррин, именно твои разлюбезные машины вкупе с хаосом привели к падению ангелов. Правда, все склоняются к мнению, что ты не смог бы прибегнуть к магии хаоса, даже если б от этого зависела твоя жизнь. Но подобная приверженность всяческой машинерии противоестественна и внушает опасения. Какая вообще польза может быть от этих устройств? Может ли машина вернуть кому-то здоровье, как делает целитель? А не боишься ли ты, что твои машины отравят воду и воздух? Залежи холодного железа лежат в основе гармонической структуры Отшельничьего. Неужто ты хочешь порушить и ее, добывая руду для своих машин? Неужели ты хочешь поступиться гармонией во имя суетного любопытства и тщеславия?

Доррин сосредоточенно смотрит себе под ноги, но потом упрямо качает головой:

— Это вовсе не обязательно, отец. Тот же Хегл работает с металлом, но ничего не портит, не загрязняет и уж всяко не подрывает основ гармонии. Ты преувеличиваешь.

— Хеглу не требуется столько руды и топлива... — начинает было Оран, но сам себя обрывает, махнув рукой: — Э, да что толку без конца спорить об одном и том же! Ладно, может быть, Лортрен заставит вас обоих понять...

— Э, а я-то в чем виноват? — встревает Кил.

— При чем тут ты? — вскидывает глаза маг воздуха.

— Как — при чем? Ты же сам сказал: «обоих»!

— Я имел в виду Кадару, Дорринову подружку. Ей кажется, будто сила заключает в себе ответ на все вопросы. Она совершенно не слушает свою мать, только Хегла, потому как уважает физическую силу.

— Кадара тоже отправится в Академию? — заинтересованно уточняет Доррин.

Оран кивает:

— Признаюсь, сам я от этой идеи не в восторге, да и Хегл тоже, однако Братство полагает, что если вы и впредь останетесь предоставленными самим себе, да еще и будете действовать заодно, то дело может обернуться худо. Ну а Лортрен, надо думать, вас кое-чему научит.

— А если и она не сумеет? — интересуется Кил.

Родители переводят взгляд на темноволосого мальчишку, но тот упрямо повторяет свой вопрос:

— Да, а ежели ничего не выйдет?

— Когда не выйдет, тогда и посмотрим, — отвечает маг. — Но это вряд ли. Лортрен — женщина умелая. Она одинаково сведуща и в магии гармонии, и в обращении с коротким мечом.

Взгляд Кила перебегает с отца на брата и обратно.

Оран делает очередной глоток из своей кружки.

Ребекка встает:

— Кил, обед вот-вот будет готов, — она кивает в сторону буфетной, и мальчик спешит за посудой.

— Мне надо кое-что проверить, — бормочет маг и, поставив кружку, удаляется в кабинет.

Ребекка берется за нож и начинает нарезать лук. Молча посмотрев на мать, Доррин направляется к террасе: поразмыслить в одиночестве, пока не позовут к обеду.

— Сейчас на Отшельничьем нет великих магов погоды. Таких, каким был Креслин.

Худощавый человек в белом качает головой:

— Был ли он и вправду настолько могуч, как о том толкуют? Говорят, будто ему удалось потопить весь хаморианский флот.

— Это произошло еще до того, как он вошел в полную силу, — резким тоном замечает сидящий в первом ряду грузный мужчина. — В старых историях, особливо касающихся погоды, можно найти много поучительного.

— Да ладно тебе томить юнца, — слышится каркающий голос. — Просто возьми да расскажи.

— Ты и рассказывай, Фиднер.

— Ладно, — ворчит тощий высохший чародей по имени Фиднер. — Так вот, юный Мастер магии, все очень просто и вместе с тем весьма сложно. Триста лет назад в Совет входили и Черные. Конечно, их было немного, и Белые посматривали на них сверху вниз, тем паче что магия гармонии более сложна и обладает куда меньшей направленной мощью, нежели магия хаоса. Во всяком случае, так считали до тех пор, пока с Крыши Мира не сошел Креслин.

— Так он — не выдумка?

— Какие уж тут выдумки! Он был самым настоящим. Таким настоящим, что сумел превратить Белую волшебницу, чуть ли не равную ему по силе, в мастера гармонии. Таким настоящим, что сумел разметать и потопить десятки высланных против него судов, превратить Кифриен в жаркую пустыню, северный Спидлар — в снежную тундру, а бесплодный Отшельничий остров — в цветущий сад.

— Байки да побасенки, — презрительно морщится юноша. — Пустые россказни!

С его пальцев срывается стрела пламени. Не просто алый, пронизанный белизной язычок, а настоящий огненный клинок, отсекающий кусок от одной из окаймляющих палату гранитных колонн.

— Россказни-то россказни, но не совсем пустые. Ты и сам находишься здесь именно потому, что в те времена мир посетил Креслин.

— Как это? Растолкуй, — требует стройный юноша с лучистыми, как солнце, глазами и белыми волосами.

— Равновесие вполне реально. Да, да, реально, и игнорировать этот факт опасно. Злосчастный Дженред не верил в Равновесие, за что всем нам пришлось поплатиться. Во времена Креслина хаос господствовал, и равновесию пришлось найти точку сосредоточения. Благодаря манипуляциям Черных такой точкой стал Креслин, которого воспитали и подготовили за пределами Фэрхэвена.

— В Западном Оплоте? Ну уж это и вовсе не поддается проверке.

— Поддается, не поддается, но тебе, Джеслек, следует иметь это в виду. Креслин, изначально посвященный гармонии, был вдобавок обучен как старший страж Западного Оплота, что в те времена значило очень и очень много. Еще не осознав в полной мере свои способности, он в одиночку истребил целую разбойничью шайку и отряд стражи Белой дороги. Да и пел этот малый чуть ли не так же, как легендарный Верлинн.

— Все это занятно, но при чем тут я?

— При том, что это выручало его, когда не хватало магии. Тебе не мешало бы научиться чему-то подобному, — звучит хриплый старческий голос.

— Была бы нужда! — усмехается юноша. — Даже Черным Кифриена не под силу меня остановить.

— Это правда, но им далеко до Черных с Отшельничьего.

Последние слова повисают в воздухе — воцаряется тишина.

— Кто это сказал?

Вопрос остается без ответа. Собравшиеся расходятся. Джеслек, покинув палату, идет по светящимся белизной улицам Фэрхэвена к центру старого города.

Рослый мужчина привязывает лошадь и запирает тормоз на двухместной повозке. Четверо путников поднимаются по пологому склону.