Рональд Колд - Клинки свободы

— Никак выпил полбочонка церковного вина!

— Да что ты, если бы! Я увидел этого таинственного человека глазами белки.

— И что дальше? — спросил Коршун, уже зная ответ.

— Это Иеро, — упавшим голосом сказал аббат. — Мой непоседливый воспитанник! Но без души! Он пешком удалялся от Аббатства на восток, словно за ним гнался сам Нечистый и все адские легионы в придачу!

Солнце коснулось предзакатными лучами морской глади и крыш столицы Объединенного Лантического Королевства. Золотистый свет срывался с пенных барашков волн и словно прыгал дальше, оставляя между водяными валами темные впадины, скользил по черной кладке стен, вспыхивая в бойницах, где мелькали шлемы встревоженных часовых.

Далеко вдающийся в море белокаменный мол выглядел, словно спинной гребень подводного исполина, решившего подняться к поверхности Лантика, дабы поприветствовать закат.

Город был далек от вечерней безмятежности — напротив, он напоминал растревоженный муравейник. Между зубчатых бойниц метались факелы, на башнях хрипло трубили рога да перекликались тонкие сигнальные трубы.

К столице подходили многочисленные корабли королевского флота Д'Алви, страны, казалось бы, стертой с лица земли еще Эфремом. Однако, сам создатель Объединенного Королевства погиб далеко на западе в бою с метсами, а войско Лучар, словно стая воскресших из пепла фениксов, толпилось на палубах парусников и галер, покачивающихся на воде в нескольких полетах стрелы от столичного мола.

Унаследовавший трон сын тирана, по имени Файр, был слабоумным и злобным существом, совершенно не созданным для управления гигантским королевством.

Весть о приближении многочисленного неприятеля застала его в подземелье городской ратуши, где он истязал южного купца, не слишком проворно сорвавшего с головы шапку во время шествия процессии его величества Файра Первого.

— Корабли! Какие корабли? — возмущенно спросил сын Эфрема своим неподражаемым визгливым голосом у вестового, ни на миг не отводя горящих глаз от корчившейся на дыбе жертвы. — Неужели нельзя отогнать их от столицы без моего участия? Где флот, где гарнизон? Опять перепились?

Вестовой растерянно хлопал глазами, стараясь встать так, чтобы не видеть дыбу.

Файр хлопком в ладоши привлек к себе внимание палача и сказал:

— Пожалуй, ослабь немного, а не то лишишь меня всего удовольствия. И заткните ему рот, в конце концов! Я ничего не слышу.

Проследив за манипуляциями палача, король повернул к трясущемуся гвардейцу лицо, на котором навечно запечатлелось выражение вселенской скуки.

— Итак, повтори еще раз: где командующий флотом и комендант?

— Они ожидают за дверями, — нашелся часовой, резонно решивший, что, если их там не окажется, гнев владыки падет отнюдь не на его голову. Но он слишком долго пробыл в западной армии вторжения и плохо представлял себе порядки, царящие в столице.

Как только король прошел по каменному полу несколько шагов, волоча за собой кроваво-алый плащ, массивная дверь распахнулась, и в ней возникли главный флотоводец, командующий гвардией и начальник столичного гарнизона. Вместо спешной организации обороны они поторопились к своему повелителю.

— Ну, и что у вас стряслось? — поинтересовался елейным тоном король, прислоняя к ноздрям сильно надушенный платок, ибо не переносил запахи, исходящие от всякого военного человека: густой дух мужского пота, кислый аромат кожи и вонь изготовляемого в Калинне противоблошиного порошка.

— Многочисленный неприятель на кораблях подходит к гавани, мой король! — отчеканил адмирал. На миг он запнулся, решая, стоит ли утомлять монарший слух скучными подробностями о количестве кораблей, их типе и оснастке, и благоразумно замолчал.

— Чудесно! И это все? — Файр обвел своих офицеров презрительным взглядом. — Потопите корабли, а капитанов доставьте мне, прямо сюда. Кстати, как получилось, что они появились столь неожиданно?

— Неприятель подкрался со стороны заката. Сняв мачты и прячась в солнечной дорожке, мой король, — пробормотал адмирал, мысленно прощаясь с капитаном и экипажем сторожевого баркаса, обнаружившего врага в непосредственной близости от мола.

Однако король и понятия не имел, что в море постоянно дежурит и охраняет его покой какой-то там сторожевой баркас.

Сын Эфрема, вообще, мало интересовался делами флота. В отличие от своего отца, довольно тонкого знатока морского дела, он игнорировал собственную яхту, с резной фигурой героя Объединения на носу, которая догнивала в гавани старой, опальной столицы Д'Алви. Файру было неведомо, сколько всего кораблей во флотилии королевства и что за чудовища лежат слева от причала, покрытые навощенными шкурами. Адмирал, зная презрение юного правителя ко всему, что относится к морю, не ставил его в известность о ремонтных работах на галерах.

Таким образом, несмотря на то, что с крыши городской ратуши прекрасно просматривались причалы, сын Эфрема никогда даже не взглядывал в ту сторону, предпочитая любоваться видами города или красотами одетых в осенние уборы лесов и парков, в некоторых местах вплотную подступавших к крепостным стенам.

Зевнув и обмахнувшись платком, король вопросил:

— А кто набрался такой наглости, чтобы напасть на меня? Не припомню, чтобы мой отец говорил о враге королевства, обладающем большим флотом.

— Со сторожевого корабля видели на вражеском флагмане штандарт принцессы Лучар. — Флотоводец внутренне сжался, как делал это всякий раз, стоя на мостике, когда на корабль обрушивался девятый вал.

Выражение скуки не исчезло с лица тирана, однако в уголках глаз появились морщинки, словно там в мгновение ока сплели свои охотничьи тенета ядовитые пауки из южных джунглей.

Медленно, с расстановкой, Файр спросил:

— Капитан дозорного судна понимает, что будет с ним в том случае, если он обознался?

— Да, мой король, — адмирал решил грудью встретить натиск стихии. — С помощью сигнальных огней он доложил на мою башню, и я, не поверив, сам вышел в море на четырехвесельном яле.

— И что же вы увидели? — голос сына Эфрема не предвещал ничего хорошего тому, кто воскресит из небытия призрак принцессы Д'Алви.

— На бушприте вражеского флагмана установлен штандарт Лучар.

— Значит, она все-таки жива!

Файр выдохнул эту фразу одними губами, замер на мгновение и неожиданно обрушил на дверь удар ладони со скрюченными пальцами. Брызнули деревянные осколки, один из ногтей сломался, но тиран, словно бы не почувствовав боли, пробормотал: