Алина Илларионова - Оборотни Его Величества

Вилль тоже надел меховую шапку, чтобы острые уши не бросались в глаза, но сидела она как влитая. Куртка ладно обтягивала фигуру, ремень не болтался, ровная коса блестела на солнце точно золотая. Когда щекастая дочка селян, чья очередь на досмотр подошла, обернулась, да так и прикипела к парню взглядом, Алесса почувствовала себя обладателем сундука с самоцветами. Осталось запереть покрепче, а то ворья развелось…

После селян досматривали пятерых гномов. Им не повезло.

— По империалу с каждого, — протянул правый стражник, переворошив клинки в телеге и лениво обмахав оружейников идентификатором расы, похожим на круглый леденец на палочке.

— Чего?! С тех же по полушке брали! — возмутился гном постарше с белой, как снег, заплетённой в две толстые косы бородой.

— Подорожный налог! У вас телега тяжёлая? Тяжёлая. Мостовую разобьёте? Разобьёте. Короче, пять империалов или проваливайте в свой Мыс торговать.

— Да разве ж она тяжёлая?! Вон, ишак в одиночку тянет — не жалуется!

Но скотина решила сделать хозяевам подлянку и жалобно заревела. Стражники обменялись кривыми ухмылками.

— Пять золотых или убирайтесь.

— Мы мировому судье жаловаться будем! — рассвирепел старший оружейник, но монеты отсчитал.

— Да ради Бога! — пожал плечами стражник, пряча три золотых в кошель, а два — в собственный карман.

От этой наглости гномы так опешили, что в город вошли молча. Взяточничество ни для кого секретом не было, но чтобы прилюдно, у всех на глазах…

— Я им сейчас покажу шушеля мать… — Вилль сжал кулаки. Алесса знала, что у рядового гвардейца из элитной «лички» полномочий больше, чем у офицерья кавалерии.

— Стой! — Владимир перехватил его за руку. — Селян пропустили за полтора империала, почти не досматривали. Они не к телеге прицепились. К расе.

Аватар побледнел, на щеках заходили желваки.

— Пусть рискнут к нам прицепиться, песцы позорные…

— Тише, тише. Я сам всё улажу, — Владимир крепче сжал его запястье. — Только молчи, парень. Только молчи.

Алесса погладила друга по спине, помня, что это успокаивает волка. Когда подошла их очередь, иномирянин выступил вперёд, загородив остальных от лучей идентификатора. Магический «леденец» замерцал всеми цветами радуги, алебардист недоумённо постучал им о ладонь.

— Сломался, — напарник почесал правое ухо, ещё сильнее сбив шапку к левому.

— Почему ремень на ладонь отстаёт, чадо? — с самой доброжелательной улыбкой поинтересовался Владимир. — По уставу положено на два пальца.

— Истину глаголешь, отче, не по уставу… — глядя в землю, прошелестела Веррея.

Алебардисты втянули животы, сообразив, что мужчина попался с подвохом. Вроде, одет в гражданское, а поди-ка ты — устав знает, да и выправка военная.

— Сколько вас?

— Я и девять учеников моих, свет во мраке ищущих. Решил им столицу показать, где юность моя славная, да грешная прошла, в храм наш благой сводить, — иномирянин ласково приобнял демоницу за плечи, — с Его Архисвятейшеством новостями о мирском обменяться, да о храме новом потолковать.

«Ого-о! — читалось на лицах солдат. — Так он с Верховным лично знаком?!»

— Эээ… добро пожаловать! Дозвольте осмотреть мешки, господин…

— Любопытство есть порок, чадо! — Владимир строго покачал головой. — Вы под чьим командованием службу несёте?

— К-ка-апитана Акентия Лихача, — стражники боязливо переглянулись.

Владимир несказанно обрадовался, вновь заулыбался.

— Помню-помню чадо непутёвое, что в прошлой моей, мирской, жизни котлы в запасе мыло. Значит, до капитана дослужился? Добро, добро… Что ж, проведаю завтра, грехи отпущу. Уж передайте как есть, дети мои.

— Так что передать-то?

— А передай, чадо, что Ладерик Доброслов зайдёт. С паствой.

Алебарды раздвинулись как по волшебству, стражники почтительно стянули шапки и потупились, чтобы откровенно не пялиться на остроухую часть «паствы». Владимир чинно вплыл в город, походя осенив солдат святым треуглом.

— Зачем вы солгали? — укорил его Вилль, когда ворота остались за спиной. Дан и Триш давились от смеха, Ярини тёрла переносицу, губ из-под ладони было не видать. Ирэн тоже заинтересовалась, перестала теребить мешок.

— Иначе нас до вечера допрашивали бы, а то и вовсе не пропустили. А так сразу поверили.

— А в чём дело? — спросила Алесса.

— В том, что никому из неверрийцев не пришло бы в голову назваться Ладериком Добрословом!

— Вот-вот, неверрийцам! — ухмыльнулся иномирянин.

— А этот Ладерик что, какой-то святой? — Алесса подёргала Вилля за рукав.

— Почти! Ладерик Быкобор — герой Алой Волны, и о нём каждая гарнизонная собака знает и чтит его подвиг! Во главе своего десятка и полусотни селян он защищал деревеньку Малые Горки, где укрылись раненые иноверцы, от двух сотен мятежников. И отбился без потерь! Вот что значит — проницательный и расчётливый командир! А потом он отмолил грехи, принял постриг и имя Ладерика Доброслова, и с тех пор ходит по Неверре в окружении верных послушников, давших обет целомудрия.

— И что конкретно тебя возмутило: сан или обет?

Тут захохотала и Ярини, а Лис перегнулся напополам.

Вилль дулся на подругу минуты две, потом, видимо, вспомнил, как сам отпускал подобные шуточки, чтобы не отставать от северингских сослуживцев. Он решил сменить тактику на устрашение:

— Леська, не вздумай во дворце подобное учудить. Раз сказанёшь, так потом всю жизнь отмываться будем оба.

— Хорошо, — кивнула Алесса, зная, что Вилль готов средь бела дня на небо выть, если в споре при свидетелях последнее слово — не за ним. Наедине хоть на голову лезь, сам плечо подставит.

— Да бросьте! Господа только друг перед другом выделываются, а при слугах знаешь, как кроют? И по матушке, и по бабкам до десятого колена, — хмыкнула Ярини.

— А ты откуда знаешь? — недоверчиво спросила Алесса, запоздало сообразив, что «тыкнула» без напоминаний.

— Поживёшь в столице — узнаешь. А, может быть, и во дворце…

— Прислугой?! Ни за что!

— Мож, и госпожой! Мож, мы все теперя господами заживём! — размечтался Метис. Если утончённая смуглянка Ярини с безупречной фигурой и сногсшибательным обаянием и пришлась бы во дворце к месту, то «плод любви» всех четырёх рас вряд ли пустили бы дальше конюшни: шириной плеч парень пошёл в мать гномку, ростом — в бабку орчанку, от прабабушки эльфийки тоже немного перепало, зато басок прирождённого лесоруба и манеры точно достались от предков-селян.

Алесса фыркнула: