Ричард Байерс - Отречение

Блистательная аристократия Мензоберранзана подсвечивала свои дома, чтобы всем были видны их колоссальные размеры, их прекрасные линии и монументальные скульптуры, украшавшие стены. Большая часть резных фигур изображала пауков и паутину. Рилд полагал, что этому вряд ли стоит удивляться в королевстве, где Ллос была единственным божеством, которому поклоняются все, а ее жрицы управляют жизнью всех дроу города.

По некоторым причинам Рилд находил тягостным назойливо повторяющийся узор в городском убранстве, поэтому он переключил свое внимание на другие подробности. Отсюда можно было различить бесстрастные и холодные глубины озера, именуемого Донигартен, в узком восточном конце пещеры. Похожие на коров рофы и рабы-гоблины, которые пасли их, жили на острове в центре этого озера.

И конечно, сама Нарбондель — единственный кусок необработанного камня, оставленный в пещере, толстая, неправильной формы колонна, протянувшаяся ввысь от пола до самого потолка. С началом каждого дня Архимаг Мензоберранзана метал в ее основание заклинание, заставляющее камень светиться. Свечение поднималось по колонне вверх с постоянной скоростью до определенной отметки, и его движение помогало жителям города отмерять время.

Шагая рядом с Фароном, мастер Мили-Магтира размышлял о том, что едва ли они с мастером Магика представляют собой зрелище, достойное роскоши, которая перед ними, но, тем не менее, все равно любопытное.

Маг Миззрим, стройный, с изящными манерами, элегантным и даже франтоватым нарядом и сложной прической воплощал собой умного и благородного волшебника. Рилд рядом с ним выглядел странно: огромный, рослый, широкоплечий — такая конституция больше подошла бы представителю грубой человеческой расы, чем темному эльфу. Его странность заключалась и в том, что он носил нагрудник и наручи от доспехов дворфов, предпочитая их гибкой кольчуге дроу. Такая броня вызывала косые взгляды других воинов-дроу, но Рилд считал, что именно дворфский доспех подходит ему лучше всего, а свое мнение он полагал единственно заслуживающим внимания. Рилд и Фарон прошлись по краю Брешской крепости и сели, свесив ноги над обрывом. Неподалеку парой столбов стояли караульные — студенты последнего года обучения Мили-Магтира. Рилд подумал, что они с Фароном устроились на достаточном расстоянии от их ушей, если говорить, понизив голос.

Говорить, понизив, будь оно проклято, но ведь не молчать! Маг наслаждался панорамой города, явно оттягивая начало беседы. Впрочем, он скоро заметил, что мастер оружия теряет терпение, уже стиснул губы.

— Мы, дроу, никого не любим, и речь не идет о плотских удовольствиях, — заметил, наконец, Фарон, — но я думаю, можно было бы почти любить сам Мензоберранзан, не так ли? Или, по крайней мере, чувствовать глубокую гордость за него.

Рилд пожал плечами:

— Ну, если ты так говоришь…

— Звучит не слишком восторженно. У тебя сегодня опять мрачное настроение?

— Со мной все в порядке. Во всяком случае, оно улучшилось, когда я увидел, что ты все еще жив.

— Ты думал, что Громф казнит меня? Значит, мой проступок кажется таким страшным? А разве тебе никогда не случалось уничтожить парочку своих студентов, младших братьев или младших сыновей, представителей младших фамилий?

— Это как посмотреть, — откликнулся Рилд. — Воинская подготовка опасна по своей сути. Конечно, бывают несчастные случаи, но никто и никогда не мог усомниться в том, что это были несчастные случаи, неизбежные в обязательной и законной деятельности Мили-Магтира. Видит Ллос, я никогда не терял семерых за какой-то час, не говоря уж о том, что Дома двоих из них входят в совет. Как такое происходит?

— Мне нужны были семеро помощников, сносно разбирающихся в магии, для призывающего ритуала. Если бы мне пришлось обратиться за помощью к действительно знающим волшебникам, то по окончании ритуала они знали бы все мои секреты, касающиеся вызова демона Сартоса и управления им. Естественно, я желал избежать такого партнерства и, соответственно, дележа, поэтому я и выбрал учеников. — Фарон широко улыбнулся и продолжил: — Оглядываясь назад, должен согласиться, что это была, может быть, не лучшая идея. Злому духу не потребовалось времени больше чем на семь ударов сердца, чтобы уничтожить всех семерых.

Восходящий поток воздуха овеял лицо Рилда, принеся с собой неумолчный гул города под ними, а заодно и запахи: всю гамму оттенков — от благовоний и кухонного дыма до запаха немытых тел рабов.

— Во-первых, зачем вообще исполнять такой опасный обряд? — спросил воин.

Фарон снисходительно улыбнулся, как будто ему задали глупый вопрос. Хотя, может быть, вопрос и впрямь был глупый.

— Чтобы стать могущественнее, конечно, — ответил волшебник. — В настоящее время я один из тридцати самых сильных магов в городе. Если бы я управлял демоном Сартосом, то стал бы пятым, а возможно, даже первым. Я стал бы влиятельнее самого Громфа.

— Понятно.

Честолюбие — главная черта в характере любого дроу, и Рилд иногда завидовал Фарону потому, что тот до сих пор страстно боролся за свое положение в обществе. Воин догадывался, что сам он успешно достиг вершины своих амбиций, когда стал одним из младших мастеров Мили-Магтира. А кем еще ему быть? Рожденный в незнатной семье, он все равно не смог бы вскарабкаться выше. Он перестал жадно посматривать вверх, зато начал бдительно следить за теми, кто внизу, своими потенциальными убийцами, желающими занять место Мастера Оружия.

Фарон был мастером Магика, как Рилд — мастером Мили-Магтира, и, будучи благородных кровей, Фарон действительно имел повод стремиться к устранению грозного Громфа Бэнра, чтобы захватить его должность. Но даже если он этим не занимался — пока, — все равно волшебники, следуя природе своего сложного и тайного искусства, постоянно соперничали друг с другом. Интерес заключался в том, чтобы перехитрить и обойти мастера более высокого ранга или представителя какого-нибудь влиятельного и многочисленного Дома. Мудрецов очень волновало, кто из них знает больше заклинаний, кто может вызвать наиболее опасных демонов или яснее провидеть будущее. Случалось, эти заботы заводили их так далеко, что время от времени они пытались убить друга или выкрасть магические артефакты, причем их не останавливало даже то, что порой такая враждебность противоречила интересам их собственных Домов, разрушая сложившийся союз или срывая переговоры.

— Теперь, — сказал Фарон, порывшись в складках элегантного пивафви и доставая серебряную фляжку, — я некоторое время не желаю иметь дела с демоном Сартосом. Надеюсь, бедному чудищу не будет без меня слишком одиноко.